Микаель Ниеми - Дамба [litres]

А если передумала?

Если передумала, лежит в кровати на черной простыне и глядит в одну точку, а часы бегут, и бегут, и бегут… Почему она так любит черное?

Срочно домой. Я должна срочно добраться до дома. Нет другого способа получить ответ.

Эвелина… бедная, любимая девочка.

Адольф Павваль сидел по шею в ледяной воде и дышал воздухом из запасного колеса. Все уменьшающийся воздушный карман неумолимо заполнялся углекислым газом. Он выторговал у смерти несколько секунд, пусть даже минут… а какой смысл? Стоит ли бороться? Шея болит – он задрал подбородок как можно выше, чтобы не захлебнуться. Сердце бьется слабо и часто, не хватает кислорода. Если такая жизнь все же считается жизнью, без нее вполне можно обойтись. Ни к чему продолжать мучиться.

Как титры после фильма. Кино давно кончилось, публика расходится, никто эти титры не читает, но они ползут и ползут по экрану. Никому они не нужны, кроме тех, чьи фамилии мелькают на экране. Сунуть бы эти драгоценные секунды куда-нибудь в середину, где от них была бы польза. Оргазм, к примеру. Или опять оказаться на концерте Dire Straits на Уэмбли, послушать гитарное соло Марка Нопфлера в Telegraph Road, – Адольф чуть не умер тогда от восторга, извивался, как морской огурец, нутро наружу. Вот это было да! Ради такого стоит жить…

Если задуматься, жизнь и состоит из таких мгновений. Настоящая жизнь. Оглядываешься – пустота. От всей долгой жизни остались только вот эти песчинки, разрозненные обрывки воспоминаний. Сияние низкого полуночного солнца в Каллакчокка… новорожденный олененок сосет твой мизинец… Мягкие шлепки веток вербы, когда пробираешься на насиженное место рыбалки. Обрывки, осколки – и никакой цельной картины. Воссоздать из этих осколков всю жизнь не удастся никогда. Да и времени не осталось.

Кто ты? Зачем ты жил?

Почему-то тьма вокруг стала чуть менее плотной. Ну нет, с чего бы… вряд ли. Только кажется. Кислородное голодание. Последние вспышки сознания. Нажал кнопку поднятого к потолку айпода – наверное, в последний раз.

Вода прибывает. Вода по-прежнему прибывает. Воздушный карман все меньше и меньше. Восемь-десять дюймов, не больше. Чтобы рот оказался над водой, пришлось встать на колени на сиденье и прижаться щекой к мягкой обивке потолка.

Адольф выключил айпод, но ощущение сохранилось: стало светлее. Нет, не светлее. Светом это не назовешь, но… не так темно. Будто кто-то плеснул молока и размешал.

Причина непонятна. Повертел головой, закрыл глаза. Открыл опять.

Определить невозможно. Нет… все же, скорее всего, галлюцинация. Ничего удивительного. Дыша таким воздухом, каждый начнет галлюцинировать. Он слегка закашлялся, и еще сильнее закружилась голова. Свет… откуда этот свет? Уж не небесный ли это свет?.. Он видел такой на картинках в детстве – набожные тетки, сестры отца, давали ему рассматривать Библию с картинками. Светлое небо, а там огромный глаз в треугольной рамке. Откуда взялся этот треугольник? Тетки объяснили: Триединство Бога. Тогда он не особенно в это поверил. Что ж, скоро узнает, правы ли тетки. Старые, морщинистые, с трубками в зубах – он и сейчас ясно представлял, как они плетутся в молельный дом в своих сапожках из оленьей кожи с загнутыми носками. Доплелись – теперь сидят там, на небесах, и ждут его, их маленького Дольфи. И Иисус с ними. Сидит и судит живых и мертвых.

Свет медленно прибывал, и так же неторопливо мутнело сознание. Жалко… он никогда не думал, что неотвратимость смерти причиняет такую боль. Тело била крупная дрожь, все чаще прошивали судороги. Одно утешение: скоро все это кончится, но пока не кончилось, тяжко невыносимо. Лучше бы его просто смыло… Стоило бы, пожалуй, и сейчас попробовать. Перестать тянуться к остаткам воздуха, нырнуть и, так сказать, поторопить события. Но заставить себя невозможно. Умом он понимал: лучший выход, но тело не сдавалось, не подчинялось воле. Губы упрямо тянулись к обитому дорогой замшей потолку.

А если это все же свет? Не предсмертная игра воображения, а взаправдашний свет? Это может означать только одно: поверхность воды стала ближе. То есть уровень падает… но сколько там еще, над головой? Полметра? Метр? Но падает, падает. Сомнений нет – уровень падает.

Глаза застилает багровый туман. Рот на какое-то мгновение оказался под водой, и Адольф последним, больше инстинктивным усилием поднял голову. Он бы и не поднимал – тело сопротивлялось. Оказывается, вовсе не душа желает во что бы то ни стало продолжать жить. Душа смирилась, а тело – нет. Тело главнее.