Мы останавливаемся, но сидим как сидели. Я воздерживаюсь от ненужных вопросов, смотрю прямо перед собой.
Вот открывается дверца, и я скорее слышу, как из машины кто-то выходит. Это мужчина, и он движется в нашу сторону. Я не вижу его лица, бьющий в глаза свет позволяет различить только силуэт. Он довольно высок и одет во что-то похожее на плащ, полы которого развеваются под ветром. В правой руке держит какой-то предмет. Мужчина подходит к нашей машине с той стороны, где сидит моя тетя.
Он стучит в окно водительского сиденья. Глядя все так же перед собой, я замечаю краем глаза сигарету в уголке его рта и вьющуюся струйку дыма. Тетя не торопится открывать, и мужчина стучит сильнее. Наконец я поворачиваю голову и чувствую, как меня переполняет безудержная радость. Страха как не бывало, и мне хочется обнять тетю и шепнуть ей на ушко, что бояться нечего. Я знаю этого человека, это Лорик!
— Это он, тетя.
Но тетя не отвечает, все так же смотрит перед собой.
Должно быть, она меня не поняла.
— Слышишь? Это тот парень, который пригласил меня на ужин. Лорик! Открой окно, давай же… Как… это… у тебя делается… Он не дождался меня сегодня вечером и вот решил…
— Сиди тихо, — выдавливает сквозь зубы тетя. — Молчи. Смотри прямо перед собой.
— Но послушай…
— Прямо, я сказала.
Лорик снова стучит, заглядывает в машину. Смотрит на меня. Почему я должна сидеть как истукан?
— Не поворачивайся.
— Тетя, я…
— Что я сказала?
Я снова устремляю взгляд вперед, подставляя глаза слепящим лучам.
Тетя опускает стекло водительского сиденья.
Они обмениваются несколькими фразами. Я ничего не понимаю, но тон дискуссии меня пугает. Голос Лорика неузнаваем, тетя говорит как обычно. Потом поворачивается ко мне:
— Он хочет видеть твой паспорт.
— Что?
— Твой паспорт. Дай сюда…
Только тут я замечаю, что тетю трясет, в буквальном смысле. Она больше не напугана, страх перешел в нечто другое — панический ужас. Кому-то этот оборот покажется слишком высокопарным, но мне не до риторики. Я достаю паспорт, который тетя передает Лорику.
— Ханна Ульсон?
Снова этот режущий голос, как только что у моей тети.
— Да.
Я говорю с ним по-английски, как в кафе. Английский Лорика не намного хуже моего.
— Но мне ты называла другое имя и другую фамилию.
— У меня два имени и две фамилии, Лорик. Обе мои.
— А твои вопросы про Лилаев?
— Что?
— Нам они не нравятся.
— Нам? Не понимаю, какое я имею отношение…
И в этот момент понимаю, что он держит в руке. Пистолет, и дуло направлено на меня.
— Почему ты про них спрашивала? Почему сама назвала себя Лилай?
Мне хочется спрятаться за тетю, которую трясет. Которая молчит, будто проглотила язык. Впервые в жизни я жалею, что я не Ханна Ульсон, как написано в паспорте.
— Отвечай.
Я не очень хорошо разбираюсь в оружии. Все, что я об этом знаю, почерпнуто из гангстерских фильмов…
— Потому что я…
Но этот щелчок означает, что Лорик снял пистолет с предохранителя.
— …потому что Мирза Лилай мой отец.
Странно, но я успеваю разглядеть процесс во всех подробностях. Как его палец отпускает курок. Как во взгляде, который только что был мягким, появляется сталь.
Я даже слышу звук выстрела.
Асфальт в Стокгольме был, конечно, не горячее, чем в Сёдерчёпинге, — жара будто одеялом накрыла всю Швецию с первых дней июня. Но тротуар у южного входа в отделение полиции буквально исходил паром. Эверт Гренс даже присел на корточки, — как тяжело ему это ни было, — и приложил ладонь к краю дороги. Там что-то пульсировало, как будто на глубине полыхало безудержное пламя, затрудняя дыхание, накаляя поверхность земли так, что на ней невозможно было стоять.
Комиссар повернулся к стажерам:
— Прежде чем отпустить по домам, я хотел бы попросить вас еще об одной вещи.
В голове крутилась одна-единственная мысль, от которой Гренс никак не мог избавиться. Девушки по имени Ханна Ульсон больше не существовало — ни в действительности, ни даже на фотографиях. Конечно, она понимала, что делает, когда сжигала снимки и рвала их на мелкие кусочки. Не могла не понимать, что исчезнет бесследно. Может, даже погибнет.
— Я хочу, чтобы вы оба помогли мне разобраться с тем, что было сделано после того, как приемные родители заявили в полицию о ее исчезновении. Точнее, с тем, чего сделано не было.
— Что вы имеете в виду, комиссар?
— Я имею в виду списки объявленных в розыск и пропавших без вести. Проштудируйте их внимательно — каждое заявление, каждый полицейский округ, по всей Швеции. Тех, кто пропал пару дней назад, и тех, кого давно перестали искать. Потом мы просмотрим материалы всех расследований, где фигурируют неопознанные женские тела, и здесь зону розыска надо распространить на Осло, Копенгаген и Хельсинки. Потому что пропавшие без вести люди иногда объявляются в самых неожиданных местах.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу