Маргарита Ардо - Новая жизнь Нефертити

— Не волнуйтесь, Дамира, скучно вам не будет. Начинаем завтра, вам в течение дня позвонит мой ассистент Арина Лавуазье и ознакомит с деталями. Моя команда живёт здесь же в гостевом крыле. Если у вас плохая гостиница, вы тоже можете перебраться, — сказала она.

Я сглотнула, чувствуя боль в виске и мотнула головой с ощущением, словно меня только что разбудили. В горле першило.

— Нет, благодарю, — сипло ответила я. — Это будет неудобно.

Отчего-то захотелось скорее отсюда, на воздух, прокашляться и вздохнуть полной грудью. Тут было очень душно, несмотря на раскрытые окна.

— Мне прийти сюда завтра? — спросила я, сжимая свернутый в трубочку контракт и ругая себя за то, что подписала, не прочитав нормально. — Во сколько?

— В десять утра. И не опаздывайте, — внезапно довольно сухо ответила мадам Беттарид. — Адель вас проводит.

Макаров сгрёб огромной лапой документы обратно в чёрную папку. В дверях появилась вышколенная серая мышь. Дефиле вслед за её юбкой на улицу, головокружение и глоток свежезагазованного воздуха за охряными воротами.

Я стояла с документами в руках, уткнувшись глазами в собственные накрашенные ногти на больших пальцах ног и отшлифованную брусчатку. Что это было? Или так всегда работают большие продюсеры? А что будет завтра? По крайней мере, точно будет Финн, и я рядом с ним… Это хорошо! А что ещё? Надо прочесть.

Я сглотнула и прямо посреди тротуара открыла сценарий. При названии «Эхнатон и Нефертити» почувствовала нарастающий ажиотаж и холодок в желудке, словно в игре в покер, когда заказываешь карты «в тёмную».

Сценарий оказался про любовь, с мистикой. Это был даже не сценарий, а синопсис, хотя диалогов в клипе быть и не может. Уже лучше. Увидев сумму гонорара в договоре, я почувствовала себя ещё более пьяной, зашла в первое попавшееся кафе и, впервые в жизни не глядя в меню, заказала кофе и круасан. Немного отдышалась, глотнув бодрящего кофе, вновь раскрыла договор, чтобы прочитать внимательно, но позвонила та самая Арина Лавуазье. Бойкая девушка с радужным голосом вывалила на меня кучу организационной информации и спросила, готова ли я отправиться на пробы прямо сейчас.

Продолжая недоуменно моргать на сумму в договоре, я промямлила «Да». А потом всё же прочитала контракт — толстый фолиант мелким шрифтом, с моей подписью на каждой странице. Ничего криминального там не было. Не понравилась только фраза, что французская версия преобладает над русской. Увы, моего уровня языка не хватит и для понимания одной десятой текста на языке Дюма и Азнавура. Я поморщилась. Подумать и взвесить не вышло, через пять минут к кафе подъехал серебристый фургон, и всё закрутилось.

Только поздним вечером я вернулась в гостиницу у метро Вольтер в состоянии вчерашней меренги на прилавке кондитерской — с остатками сценического макияжа; со взбитыми в пышную пену эмоциями и крошками мыслей. Попытки собрать себя в кучу проваливались из-за ощущения нереальности. Неужели это со мной происходит?! И, кажется, я уже не очень-то я…

На самом деле Дамира Сабиева не сидит по два часа в кресле гримёрной под властными кистями стилиста, который не говорит по-русски; не выходит под камеры в платье и украшениях любимой супруги царской. Не позирует томно, сурово, искушающе, как попросят; не убегает от брызг импровизированного фонтана и не смеётся по велению кудрявого толстяка — того самого, что разговаривал в Лувре с Финном. Вокруг меня кружились двое дюжих операторов с громадными камерами и видом викингов, пока полный господин, представившийся как мсье Фёдор, следил за мной в мониторы. Делал он это жадно, с хищной страстью и азартом, как камышовый кот из засады. От него было немного не по себе, впрочем, как и от всего происходящего.

Я уже успела устать, когда в студию приехала мадам Беттарид. Внезапно по-деловому скаредная на улыбки, она кивнула мне, будто с балкона Эйфелевой башни, и всё началось по новой: улыбки, позы, взгляды. Казалось, что у меня резиновое лицо… Моя новая начальница смотрела только в мониторы, переговаривалась с Макаровым и мсье Фёдором, который глядя на неё, становился похожим на потного, обрюзгшего Дон-Жуана.

«C'est bon. Parfait. Super!» — говорили они, и моего французского хватало понять, что дела идут весьма неплохо.

Я старалась, я же по натуре отличница… Вспомнился совет, прочитанный в инстаграме: «Фотографируясь, думайте о чём-то, а лучше о ком-то, чтобы взгляд был не пустой!» Я думала о Финне и оборачивалась на любого, вошедшего в современную студию. Местами она походила на завод по производству кино, местами — на модный лофт с кирпичной кладкой и высоченными окнами, затянутыми плотными римскими шторами. Я скользила затаённо взглядом по постерам поп-звезд, иногда вспоминая о том, что не люблю попсу.