Сергей Аникин: Могильный улей

— Девушка, можно мне килограмм русских.

— Да, конечно.

Она взвесила мне килограмм пельменей, затем я отправился в колбасный отдел. Там я взял копченую курицу, две палки копченой колбасы, после две буханки хлеба в отделе справа и помчался на кассу.

— С вас тысяча восемьсот рублей, — произнесла кассирша, обнажая свои жемчужные зубы.

Я достал деньги и рассчитался. Как только я сложил все содержимое в пакет, я вышел на улицу. И меня охватил глобальный ужас. Декабрьская вьюга разбушевалась, она как будто превратилась в смерч, сметавший все на своем пути. Мелкие снежинки царапали мне лицо, ощущение было такое, как будто я брился очень острой бритвой. Но, завернув за угол, я как будто опешил, ветер на секунду стих, как будто природа затаила дыхание. Снежные хлопья повисли в воздухе. Мне это представлялась так, как будто кровь застыла в моих жилах. Но, пройдя через дом, я тут же разморозился. Снова ветер начал свирепствовать, и я быстро забежал в подъезд. Я лишь спрятался от снежной бури, но в подъезде было не лучше. Резкий запах сигаретного дыма ударил в мой нос.

— Слушай, ну не хочу я работать на этой работе, — я услышал резкий женский голос.

— Да ты нигде не хочешь работать, привыкла висеть на моей шее, — в ответ ей огрызнулся немного заплетающийся грубый мужской бас.

Я поднялся выше этажом и увидал Муравьеву Наталию, она стояла курила и ругалась с мужчиной, на вид разменявшим четвертый десяток, с длинными, почти до плеч черными волосами. Он был в джинсах и темном свитере, в правой его руке между указательным и большим пальцами торчала наполовину выкуренная сигарета, а в левой бутылка водки «Родник Классический».

— Не мусорите здесь, — строго сообщил я.

— Слышь, валенок! — резко огрызнулся он.

Я сморщил лицо и хотел уже зажать пальцами нос, потому что из его рта воняло винным погребом.

— Дергай отсюда и закрой фонтан! — начал он дальше хамить мне. — Ты меня услышал?

— В нашем подъезде работает уборщица, — вежливо ответил я, — и нужно уважать ее труд.

— Да срал я на нее! — он начал газовать на меня с агрессией. — Ей за это бабки платят!

Затем он резко размахнулся и кинул об пол бутылку водки. Бутылка треснула, и осколки разлетелись по этажу. Содержимое бутылки потекло по ступеням. Потом он резко толкнул меня в грудь.

— Так, сейчас же возьми веник и убери все, что натворил! — я повысил нотки в голосе.

— Слышь, козел! Тебе будку разбить? — сорвался он на крик.

Я напрягся, и не зря. Он налетел на меня справа, замахнувшись кулаком. Я отразил его удар, подставив свою правую руку. Но я не учел одного, что его левый кулак, рассекая воздух, саданул мне в пресс. Удар я почувствовал и слегка пригнулся. Но теряться было не в моей юрисдикции. Я левой замахнулся и все поставил на удар правой из-за поворота, и резким ударом правой я поразил его в нижнюю челюсть. Он присел на одно колено, и тут я одного не учел. Он схватил разбитое горлышко от бутылки и с размаху саданул мне осколком по правой щеке. Мои уши даже услышали свист его размаха, но защититься или отразить удар я не успел.

— Ты подписал себе смертельный приговор! — закричал он.

И он мгновенно налетел на меня с острым горлышком. Я поймал его руку своей правой кистью. Он начал давить на меня своим весом. Острый конец горлышка, похожего на распустившуюся розу, был в пяти сантиметрах от моего левого глаза. Но сдаваться я не собирался, потому что это не в моей компетенции. Я слегка отвел его руку влево и лбом вмазал в его нос. Удар был сильным, он отошел назад, искры брызнули из его глаз. Рука его со стеклянной «розочкой» была внизу как плетка, но я ее резко удерживал. Он пошел на меня и хотел повернуть «розочку», направить мне на живот, но все получилось не так, как он планировал. Я крепко удержал его руку, и он налетел острием на «розочку». Он тут же вытаращил глаза, изо рта вышла кровь. Его кровь потекла, как нить, на пол, он прикрыл глаза и упал на бетонный пол около квартиры Муравьевой Наталии. Наталия тут же налетела на меня и начала кулаками с размаху бить по лицу. И в этот момент я не рассчитал силы и толкнул ее. Она оступилась и ударилась затылком об косяк двери. И тут же, я вам скажу, ее лицо сделалось каменным. Она упала на колени, а затем на живот. И я четко увидел, что на косяке ее двери осталось окровавленное пятно. Я не раздумывая вызвал «скорую помощь».

Я пустыми темно-зелеными грустными глазами обводил зал суда. Это небольшое помещение, где происходило заседание, было отделано по высшему разряду: пол был выложен дубовым паркетом, стены выкрашены в ярко-коричневый цвет, над подвесным потолком располагались две огромные хрустальные люстры. На возвышении я видел вырезанный из кедрового дерева и покрытый лаком стол судьи. Затем, повернув голову направо, я увидел места защиты. На этом месте сидела молодая, с осиной талией девушка, на вид разменявшая третий десяток. На ней была надета серебристая кожаная юбка, она свисала почти до голени, сверху белоснежная рубаха, и заканчивал ансамбль цвета кофе с молоком пиджак. И самое главное, на что я обратил внимание, это цвет ее черных волос. Они сзади ложились волнистыми нитями до плеч. Бейджик на ее костюме гласил: «Орловская Ольга Олеговна».