Стефани Оукс - Священная ложь [litres]

– Его могут найти, – предупредила я.

К этому времени Джуд уже знал про дьяконов и предложил построить домик высоко на дереве, где никто не станет искать. Он умел выстругивать из палых деревьев доски, так что мы соорудили в ветвях лиственницы нечто вроде хижины. Строили долго; под конец работ дерево уже стало облачаться в горчично-желтый наряд. Сквозь тонкие стены доносились осенний запах земли и древесное дыхание.

К одной из стен Джуд прибил цветную фотографию, где рядом со светлым долговязым мужчиной стояла темнокожая женщина в пышном белом платье, отделанном сиреневыми кружевами. В рамке под картинкой виднелась какая-то подпись карандашом.

– Что здесь написано? – спросила я.

– «Вейлон и Лоретта», – ответил Джуд. – «В день нашей свадьбы».

– Твои родители? – спросила я, выискивая в его лице сходство с людьми на фотографии.

Тот кивнул, выпиливая ржавой ручной пилой отца окошко в восточной стене.

– А твой папа не рассердится, что ты ее взял?

– Он даже не заметит. Он не любит рассматривать мамины фотографии. Говорит, что самый лучший ее образ хранит в памяти. – Джуд вдруг опустил пилу. – А знаешь, что я иногда думаю? Я думаю, что папа от чего-то прятался. Именно поэтому он уехал из города и поселился в этих местах.

– От чего?

– Понятия не имею. Знаю лишь, что бабушка с дедушкой были очень не рады, что он женился на маме. Они не смогли бы остаться вместе, если б не сбежали. Но мне все равно интересно, почему они просто не уехали в другой город.

– Ага. – Я кивнула.

Меня мучил тот же вопрос. Почему мои родители бросили родных, дом, работу и пошли вслед за совершенно чужим для них человеком? Почему родители Джуда выбрали жизнь посреди дикого леса, не имея за душой ничего, кроме походной печки и двух Библий?

В один из тихих осенних дней Джуд начал учиться играть на гитаре. Со временем его бренчание становилось увереннее, и он запел.

«Каждый день и каждый вечер пой и веселись. Пусть по счету платить нечем – шире улыбнись. Пусть продали мы автобус и заложено жилье, но улыбку не отнимет никакое дурачье…» [11] Песня в исполнении Дорис Дэй, саундтрек к фильму «При свете серебристой луны».

Отложив гитару, Джуд протянул мне ладонь. Я приняла ее, и он обошел вокруг меня, бестолково дрыгая руками и ногами – оба мы совершенно не умели танцевать. Нас разделяли добрые полметра, но его пальцы, сухие и твердые, крепко сжимали мои. За окном небо заливал ранний закат.

«Что зимою, что весной – толку зря рыдать? – пропел Джуд, немного сбившись с дыхания. – Крепче мы затянем пояс – и айда плясать. Богачи пускай жиреют, бедняки нищают; нас с тобой, душа моя, беды не пугают…»

Я смеялась так, что от хохота тряслись деревья и дрожали все кости внутри. Джуд снова взял гитару. Локти его мерно двигались вверх и вниз, пока он перебирал струны, а солнце ласково гладило ему подбородок.

Раньше я и подумать не могла, будто люблю Джуда. Я вообще не понимала, что такое любовь. Знала ее лишь по сказкам, которые у пруда читала мне Берти. Про принцессу, осознавшую с замиранием сердца, что любит крестьянина. Про лягушку, изменившую форму, вопреки всем законам биологии, после касания женских губ. В этих сказках за признанием неизменно следовали звон свадебных колоколов и невыразимое счастье на лицах жениха и невесты.

Для меня же свадьба никогда не ассоциировалась с чем-то радостным. Она вообще не сочеталась с представлением о любви.

Однако то, как Джуд тихонько выдыхал «душа моя», как щекотал меня мозолями на кончиках пальцев, добираясь до самого сердца, как заглядывал в глаза, – все это заставляло напрочь позабыть про босые зимние свадьбы в Общине и постылую семейную жизнь.

– Это ты сочинил? – спросила я.

– Нет, мне мама пела.

– А сам ты сочиняешь песни?

– Пытаюсь. Только получается не очень.

– Я бы тоже хотела сочинять песни…

– А что мешает?

– Я не умею записывать, – выдохнула я. – Да и петь нам запрещено.

– Ну, ты всегда можешь петь здесь.

– Я уже очень давно не пела. И никогда не играла на гитаре.

– Это легко. Я тебя как-нибудь научу.

Джуд улыбнулся, и на его щеке с одного боку показалась ямочка. У меня зачесались пальцы погладить ее, поцеловать его в подбородок. Очень сильно – до боли в животе. Никогда прежде такого не испытывала.

И разумеется, мне было нельзя. Пророк обязательно узнал бы.

Джуд так и не научил меня играть на гитаре. Всегда казалось, что впереди у нас вечность. Что еще будет время для всего, что мы только пожелаем. Сама мысль, что все может закончиться в любой момент, что мы потеряем друг друга, потеряем часть себя, не приходила нам в голову.