Надежда Лиманская - В железных лапах мотылька

– Был он не одинок! – продолжала она, – сын у него был. О жене ничего не знаю. А сына Николаем звали. Чуть старше меня. Очень любил его профессор, поздний, желанный ребёнок. Милый такой паренёк, а красавец! Весь в отца! Интеллигентный такой и вообще! – Будто спохватилась. – Да и я. Тогда молоденькая, прыткая. Нравилась я ему очень. Да и профессор, отец его, жаловал меня, как дочь. Уж очень жалко мне было их обоих. Всякое о них говорили прямо здесь, в доме, а я не верила! – Матрёна улыбнулась каким-то своим воспоминаниям. – А потом Коленька исчез, странно так. – Женщина прикрыла глаза, – мне тогда было… А Николаю этому было бы сейчас где-то…

– Да и бог с ним! А дальше? – Филумена нетерпеливо подпёрла кулачком подбородок.

– Дальше? Почти подняла я, профессора нашего, Акима Венедиктовича. Вначале стал ложку сам брать в руки, чашку. Поднимался уж, маленько ходить начал…

Затем Матрёна явно занервничала. Некстати поправила платок, одёрнула складки на юбке. – Ушла я из этого дома! Не смогла дальше находиться здесь. С тех пор и в церковь стала чаще ходить, вернее, ездить. В Бога – то я и раньше верила! Господи, – покачала головой, – в те-то времена! Узнали бы на работе… Ой, да что там!

Затем, будто самой себе: – Не смогла здесь, и всё тут!

– Надо же! – Филумена огляделась. – Работа в профессорском доме, да в те времена? И что за причина такая, – недоверчиво пожала плечами, – заставила уйти отсюда?

– Причина? – очень тихо переспросила Матрёна. Коротко взглянув в тёмное окно, отвела глаза. Уставившись куда-то вниз, уклончиво проговорила:

– Замену мне нашли! Слишком я, по их мнению, любопытной была! А давай-ка, спать, Фимочка, поздно уж!

Как-то странно огляделась вокруг, словно кого-то искала. Или ждала. Филумена, почувствовав неловкость, встала. На всякий случай, спросила:

– Вам постелить на софе, в гостиной? Там более-менее проветрено и сухо, или в комнате дочери?

Матрёна поднялась, вцепилась в икону и почти, заикаясь, проговорила:

– Только не в гостиной! Прошу, тебя! В одной комнате заночуем или я, прямо вот так – домой! К себе!

– Да что с вами такое? Успокойтесь! – не выдержала Филумена, глядя в лицо не на шутку испуганной женщине. Неожиданно стало жаль гостью с её разыгравшимся воображением. Вздохнула: – Как скажите! – Про себя подумала: «Ничего себе! На больную что-то не похожа, эта Матрёна Яковлевна! Здесь ей, видите ли, страшно, а ночью, через лес? Не страшно! Не боится! Глупость какая-то!».

Глубокой ночью Филумена услышала какой-то звук где-то за стеной. Знакомый, но не свойственный… Поняла. Скрип половиц. В их доме половицы отсутствуют. Пол в гостиной – паркет, в других – плиты под мрамор. Покосилась на соседнюю кровать. Матрёна мирно сопела, и, скорее всего, видела десятый сон.

«Вот так оно и бывает! – обиженно подумала Филумена. Прогнав остатки сна, поднялась. – Одни всяких небылиц наслушаются и не спят! Другие…, – ещё раз, выразительно взглянула на спящую Матрёну. Затем подошла к окну. Сплошная, глухая темнота окутала широкий двор. Филумена вернулась, снова легла. Повернувшись набок, поджала ноги. И тут услышала.

Тихий шум над головой. Шаги. Мягко, очень осторожно ступали в будущей комнате дочери. Ещё раз, отчётливо. Не показалось. Филумена нащупала фонарик, перед сном, на всякий случай, предусмотрительно поставив его рядом, у изголовья. Прислушалась. Шаги повторились. Вскочила, набросив кардиган, включила фонарь. Босиком прошла вглубь первого этажа, к лестнице, что вела на второй. Погасила свет фонаря. На ощупь, держась за перила, тихо поднялась. Дверь в будущую комнату дочери была распахнута. Окно плотно закрыто. Тихо. Никого. – Эй! – позвала. – Есть тут кто? Учтите, у меня ружьё! Буду стрелять! – Филумена, щурясь, всматривалась в темноту. Нахмурив лоб, испытывая страшно недовольство, повернула назад, в душе проклиная вчерашнюю болтовню с новой знакомой. Кстати, Матрена так конкретно ничего такого, особенного, не рассказала. Филумена обошла дом, посветив фонариком, проверила замки на других входных дверях. Замки как замки. Вроде всё в порядке, не взломаны.

Видели бы подруги и знакомые Филумену в эту минуту. Уверенная в себе женщина, точно знающая, чего хочет от жизни, планирующая всё наперёд, раздающая дельные советы направо и налево. Что с ней? Она стоит в середине просторной гостиной глубокой ночью босая, растерянная, напуганная. И это в собственном доме! Представила ухмылки, язвительные комментарии своих знакомых. Повеселились бы от души! А Машка с Иваном? Насильно отправили бы куда-нибудь отдыхать, хорошо, если не лечиться.