Микола Адам: Дочка

– Здорово, дружище! – тут же ответил тот.

– Здорово, – поздоровался Миллер. – Слушай, ты ничего не хочешь мне рассказать?

– В смысле? – не понял Быковский.

– В прямом смысле! Не притворяйся дураком! – поморщился Миллер.

– Слушай, друг, ты не девушка, чтобы я тебе что-то рассказывал…

– Значит, ты вроде бы не в курсах? Не с твоей легкой руки, значит, у меня появилась взрослая дочь?

– Ты бредишь, Миллер, или бухой? Что за предъява?

– Если ты мстишь таким образом, то это совсем не смешно!

– Проспись иди!..

– Мне сегодня позвонила какая-то Алиса и назвалась моей дочкой! – заявил Миллер.

– Бывает. А я тут при чем?

– Я подумал, что это твой розыгрыш.

– Такими вещами не шутят.

– Я тоже так считаю.

– И что, реально твоя дочь?

– Не знаю. Еще ее не видел.

– Так надо встретиться и выяснить все.

– Уже.

– Что уже?

– Еду выяснять. К сожалению. До последнего надеялся, что это ты…

– Я бы на твоем месте радовался, что дочка взрослая, насколько я понял. Не надо париться с памперсами, пеленками и…

– Я и радуюсь, – прервал друга Миллер. – Счастья полные штаны.

– Ты что, дружище, нельзя так говорить. Эта же твоя кровинка…

– Еще доказать надо, что она кровинка. Ладно, бывай. В трамвае я, плохо слышно.

Миллер спрятал телефон в карман, глядя в окно, которое штурмовали потоки дождя. Ему не понравилось, что Быковский ни при чем. Он боялся: а вдруг Алиса действительно его дочь? Что тогда делать? Как ей смотреть в глаза и жить дальше?

Миллер доехал до Площади Победы, сошел с трамвая, спустился в метро. Зачем, подумал, ему метро? Времени до встречи с девушкой, выдающей себя за его дочку, хватало, поэтому можно, не спеша, пешком дойти к назначенному месту и не опоздать. Он поднялся на свежий воздух, вышел на проспект и закурил. Дождь как раз кончился.

Алиса нежно провела рукой по фото Миллера на обложке его книги, улыбнулась и положила телефон на стол. Она сидела в факультетском буфете, заказав кофе и песочное пирожное. Вокруг суетились студенты, занимали свободные места за столиками, бросали свои вещи на стулья рядом, чтобы другие видели, что занято; становились в очередь за бутербродами, пирожными, булочками, кофе, чаем, соком или напитком, чебуреками, салатами. Помещение гудело как пчелиный рой. Удивительно, но к Алисе никто не подсел, пожалуй, потому, что столик она заняла отдаленный и к нему долго и неудобно добираться. Тем лучше. Никто не помешает и не полезет с ненужными ей ухаживаниями, от которых она успела устать. Желающих познакомиться с очень красивой (Алиса объективно оценивала силу своих прелестей) девушкой даже целый полк не вместил бы в себя. Это и радовало и печалило одновременно. Ее останавливали в каждом коридоре факультета после каждой пары, нагло спрашивая, не нужен ли ее маме зять, либо просили номер телефона, либо приглашали в кино, в театр, в филармонию, в кафе, даже к себе в гости и сразу в отель. Алиса всегда холодно отвечала: «Не интересует» и Снежной королевой проходила мимо, чтобы через несколько шагов снова наткнуться на одни и те же слова и предложения. Оригинальностью, способной удивить, такой, чтобы девушка растерялась и не знала, что ей дальше делать и как себя вести, никто из «ухажеров» не обладал. Тем не менее, любой из них считал себя самым умным, самым красивым, самым остроумным, и их самоуверенности не было границ. Ее отказ отождествлялся чуть ли не со смертельным унижением. Ни один мужчина не может смириться с тем, что в красивой женщине могут быть мозги, полученные не от волшебника страны Оз. Когда он это осознает, сразу превращается в того, кем на самом деле и является: животным, причем тупым животным, а потому…

Но не стоило сегодня думать о плохом. Сегодня праздник. Скоро Алиса встретится с Дмитрием Михайловичем. Она провела взглядом по фото писателя в книге, точно рукой. Ее мечта свершится. А это пока самое главное.

– О, привет! – донеслось откуда-то сверху. Алиса даже не сразу догадалась, что поздоровались именно с нею.

Она приподняла голову. На нее вежливо смотрел Лева Зорич, однокурсник, – блондинистый худощавый очкарик в полосатой двойке со значком – национальной символикой на лацкане пиджака.

– Позволишь? – спросил он у девушки, встав позади свободного стула за ее столиком, нерешительно озираясь в поиске другого свободного места в случае отказа. Обе его руки были заняты стаканом с чаем и тремя чебуреками, завернутыми в рыжую бумагу.