Нонна Ананиева - Красавец и чудовище

В трудном деле вызволения Игоря из ненавистной «империи зла» у Сары были сообщники, братья Левины. Им тоже не хотелось терять умного, жизнерадостного и такого безотказного друга, как Игорь. Миша хвастался, что он лучший из всех его друзей, а Витя, запойный алкоголик, пытался конкурировать с братом за это звание. Один раз он одолжил нам тридцать тысяч под семь процентов в месяц. Через три месяца он получил и долг, и свои шесть триста. Но и на том спасибо. Мы оплатили остаток кредита за машину и вывезли её в Москву. Она там очень пригодилась. Младший Миша и на такой поступок был неспособен. Сейчас, конечно, оба переживали, что дело приняло слишком серьёзный оборот. Опять сужался и без того ничтожный круг их эмигрантского общения.

После того, как Сару увезли и я едва успела подойти к Игорю, в палату влетели братья.

– Что случилось с Сарой? Почему она в процедурной? Ей плохо? – начал повышенным тоном Миша, уже предвкушая долгожданные разборки.

– Так… – я сделала глубокий вдох, – выйдите отсюда оба! Быстро! Иначе я вызываю те самые службы, которые вообще вас не пустят сюда без моего разрешения! – я говорила громко, медленно и уже, наверное, истерично – ведь у меня не было опыта в разгоне нежелательных посетителей. Я не хотела и не умела орать на кого-то, но у меня не было другого выхода – Игорю было очень плохо, он еле жил. Где-то глубоко внутри я уважала их чувства и понимала, что даже если они себя так ведут по отношению ко мне, они очень переживают потерю друга. Такого человека, как Игорь, они больше уже не успеют встретить в своей жизни. Да и не только они.

– Что-о-о-о? – протянул изумлённый Виктор, – ты это мне говоришь? Его лучшему другу?

Человек ко всему привыкает. Старая истина, которую я полностью разделяю. Но привыкнуть – не значит смириться. Вот он изгиб судьбоносной синусоиды, заставляющий людей бежать из концлагерей, как Исаак, разводиться с супругами, менять насиженное место работы, уезжать в другие города и страны. На борьбу способны не все, и часто отсидевшимся и переждавшим бывает легче и проще. На каком витке судьбы и в каком возрасте человек задаёт себе вопрос «что есть жизнь?». И сколько ему всего надо, чтобы ощущать себя полноценным, свободным и любимым, ещё и занимаясь при этом делом по душе.

Мне разрешили-таки провести собрание лечащих врачей и убедить их в том, что натуропатический протокол даёт последний шанс моему мужу хоть как-то восстановиться. Точнее, я никого не убедила, но протокол они мне почему-то разрешили. Хотя, конечно, обманули. Разрешили ничтожные дозы, а потом и их убрали. Потом у Игоря стала развиваться инфекция, что при долгом пребывании в больнице неминуемо, но это уже была незначительная деталь в его истории болезни. В сознание он больше не приходил, помпа качала кровь вместо сердца, мозг уже не работал, всё подходило к концу.

Я сидела лицом к реке на своём обычном месте, зажав в руке картонный пакетик с какао, и время от времени делала глоток, высасывая густую почти не сладкую жидкость через соломинку. Было ещё тепло, но уже как-то по-осеннему. Я находилась в тоске, в горе, в ужасе, в чёрной полосе жизни. Чужая страна, чужие безразличные люди, ничтожность и мерзость родственников Игоря и предстоящие похороны разрывали душу. Деваться было некуда – оставалось только стоять на ногах, стиснув зубы. Злодейка судьба. Я поставила какао рядом на скамейку, успев сделать только два-три глотка, так что он был ещё полным, и из соломинки брызнуло на сидящего рядом мужчину. Прямо на светло коричневые брюки. Ужас! Мужчина посмотрел на меня с удивлением.

– Простите, пожалуйста! Я очень извиняюсь! – я лихорадочно полезла в сумку за салфеткой. – Вот, возьмите, может быть, вы их спасёте ещё. Ваши брюки.

– Не беспокойтесь! Ничего страшного! – но салфетку взял. – Я вас помню, точнее, я вас уже видел раньше.

– Где видели? Меня? – наверное, на моём измученном лице вспыхнула паника. Да и выглядела я, как ходячий призрак: совершенно перестала пользоваться косметикой, глаза почти всегда были покрасневшими под линзами очков, про причёску я уже не вспоминала, просто сушила утром волосы феном у Моники в ванной и убегала. – В больнице? Вы врач?

– Нет, я не врач. Но мог бы им стать. Видел вас на улице, здесь недалеко. Около Сотбис.

– Да, я там хожу. Мимо. Вы меня простите, мне пора, – и показала ему глазами на здание госпиталя. – У меня там умирает муж.

– Сочувствую. Вы русская?