Михаил Огарев - Страсти в неоримской Ойкумене – 1. Историческая фантазия

– Да ну?! Небось, из-под афинского? Не примут…

– Насчет амфор не уверена, а вот пиво точно было наше, местное. Сама вчера нашла и перепрятала.

Дальнейших разъяснений не потребовалось. Через мгновение герой многочисленных войн (и по совместительству бывший ученик родосских перипатетиков) исчез с моих глаз, а затем под мощное «плюхх!» шумно шмякнулся о сыроватую землю по ту сторону гаражного лабиринта. Кербос дважды отрывисто рыкнул – в ответ мучительно затрещали кусты, после чего воцарилась относительная тишина. Я удовлетворенно вздохнула и двинулась в том же направлении, про себя наслаждаясь совершенным благородным поступком. В самом деле, сдавать использованную посуду такой элегантной даме как-то не к лицу – пусть уж лучше ближний мой утешится. Ну, точь-в-точь по новомодному учению иудейских крестиан!

Да, шесть пустых алабастров равняются одной полной фиале молодого красного вина. Это для него. А для меня – большому брикету шоколадного мороженого. Но глупая благотворительница добровольно от него отказалась…

Рощу я миновала по южному маршруту и поэтому не могла видеть, что творилось на востоке. Судя по доносившимся характерным звукам, там шла активная поисковая деятельность.

Колючая проволока потянулась сразу за маленьким заросшим прудом, от которого, как обычно, отвратительно пахло – по вполне понятным низменным причинам. Наши охранники (что плебей Агапий, что обнищавший всадник Василиан) не любят утруждать себя длительными хождениями к общественному туалету. Впрочем, сегодняшняя ночная смена пришлась на вольноотпущенника Деметрия, совсем уж законченного лентяя. Поэтому специфическое амбре сопровождало меня вплоть до калитки. Там я привычно оглянулась – Кербоса и след простыл. Он по своему обыкновению исчез так же незаметно, как и появился.

Деметрий по традиции использовал дротик в качестве опоры для собственного долговязого тела, и нынешнее утро не было исключением. Его скособоченная поза и не подумала измениться на более пристойную, когда я грациозно шествовала мимо. Мои ушки также не услышали ни утреннего приветствия, ни обязательного требования предъявить временный пропуск. Пришлось самой вызывающе наколоть его на острие.

Бодрым, деловым шагом я последовательно миновала одиннадцать рядов проволочных заграждений. Ходили страшные слухи, что некоторые из них в недалеком прошлом смазывали смертельным ядом. Я лично в это не верила, а вот одна из моих сменщиц, смазливая Наталия Вертения, не сомневалась, что всё так и было. Конечно, такой ненасытной любительнице важных мужчин лучше знать…

Возле контрольно-пропускного пункта я машинально подтянулась и быстро глянула в крошечное зеркальце, вделанное в один из клапанов моей сумки. Вид плотно сжатых бесцветных губ и остренького кончика собственного носа вполне меня удовлетворил, после чего Рубикон в виде высокого каменного порога был успешно преодолен одним прыжком.

Внутри было тихо и сумрачно, и лишь противоположный выход сиял ослепительным прямоугольником утреннего света. Не возбранялось направиться прямо к нему, и никто бы меня не окликнул, но не хотелось огорчать доброго старика Максимия таким явным пренебрежением к порядку. Поэтому мои ножки свернули к Нулевому Отделу.

Добрый старик Максимий уже давным-давно сидел за большим столом с очень значительным выражением на высохшем бритом лице. Блестящий бронзовый нагрудник с выдавленным оскаленным львом, который он не снимал даже в самую сильную жару, внушительно сверкал.

Я почтительно приблизилась к нашему кадровику, почтительно поклонилась и почтительно развернула постоянный пропуск. Его неторопливо взяли двумя корявыми пальцами левой руки, поднесли вплотную к глазам и тщательнейшим образом сравнили нарисованный полицейским художником мой портрет с оригиналом. Сходство было полнейшее, и, тем не менее, бдительный старик Максимий неодобрительно поморщился и попытался назидательно распрямить свой указательный перст руки правой. С большим трудом ему это почти удалось.

– Злоупотребляете, барышня, косметикой! – традиционное несправедливое замечание было озвучено отлично поставленным командирским баритоном, мощную густоту которого не ослабили годы. – А ведь ваш покойный отец такого не одобрил бы! Как старинный друг вашей семьи я просто обязан деликатно намекнуть…

Дальнейшие нравоучительные намеки я привычно пропускала мимо ушей, хотя не забывала время от времени качать головой в согласительном смысле. По правде говоря, никакой дружбы между нашими семьями никогда не было да и быть не могло по вполне очевидной причине социального неравенства. Если мой отец был рядовым садовником в одном из поместий Гая Мария (увы, далеко не в Байях!), то Максимий в свое время возглавлял первую смену ночной охраны в знаменитом римском дворце «Спасителя Отечества». Его строгая преданность ответственному делу понравилась и аристократу Луцию Корнелию Сулле, когда тот, разгромив силы демократов, на короткое время пришел к власти. Максимию сохранили и жизнь, и даже пост при конфискованной недвижимости. После неосторожного отъезда Суллы на войну с Митридатом и очередного захвата Рима кровавым Марием, его великолепный дворец на главной площади оказался в полном порядке и, само собой, менять начальника охраны не было никакого смысла. Когда же из-за чрезмерного пьянства и последовавшей вслед за этим белой горячки плебейский диктатор скоропостижно скончался, а разгневанный Сулла вновь и навсегда овладел великим городом, Максимий счел за лучшее тихо и незаметно уйти в отставку с благопристойной формулировкой «…ввиду прогрессирующих хронических заболеваний общего и индивидуально-частного характера». Почти сразу же он поспешно отбыл в наш захолустный городок. Это спасло его и от страшной участи бывших сторонников Мария (свыше пяти тысяч их было перебито на Марсовом Поле), и от последовавших вслед за этим проскрипций. В результате оказалось, что прогресс болезни не всегда означает регресс жизни…