Низам Маммад - Кил Грин. Мистический роман

– Что это? – удивился Калеб Нельсон и картинно почесал висок, чудом не проколов себе глазное яблоко.

– «Ушки» – начал объяснять Жак Хардман. – Новое изобретение наших братьев-студентов из столичного медицинского университета. Редкое дерьмо. Пострашней бомбардировки в Хиросиме и Нагасаки. И все в одной таблетке. Но, не вызывает привыкания… И никаких побочных эффектов тоже нет.

– Побочных эффектов? – засмеялся невменяемый Нельсон.

– Никаких, – уверенно ответил Жак. – Только чистое удовольствие и полет.

– Подожди, подожди… – внезапно остановился Кил. – Калеб, ты же спортсмен. Неужто ты примешь эту дрянь?

– Ахахахах!!! – громко, как горилла, засмеялся Нельсон. – Ты что, не видишь, что я пьян? Я и так нарушил спортивную диету.

– Ты знаешь, о чем я говорю, мужик… – сказал Кил.

– Один разок – ничего не будет, – махнул рукой Калеб. – Я и с химией в зубах пробегу больше, чем тебе удастся проехать на своей красной «крошке».

– Хватай, – распорядился Жак. Нельсон открыл ладонь, и Жак выронил на нее одну таблетку в форме морской раковины или человеческого уха.

– Теперь ты, – повернулся он к Килу.

Кил также выхватил свою долю. Друзья чокнулись кулачками и глотнули таблетки.

– За безудержное веселье, – успел при этом процедить сквозь зубы Калеб Нельсон.

Безвкусная таблетка лихо скользнула по небу и ушла в горло. Чуток зашипела и проскользнула дальше по трубе в глотке. Не успел Кил поднять глаза, как его охватило легкое головокружение в кабинке. Ему стало душно в закрытом помещении и, толкнув защелку, он выбежал в зал.

Теперь перед ним была совсем другая картина. Весь ночной клуб, как одно большое светящееся существо, вдоль и поперек пылал под обстрелом разноцветных лучей. Они проходили сквозь зеркала, сквозь стеклянную посуду и даже сквозь людей, которые, будучи одурманенными звуком, плясали, изображая элементы тайных обрядов. Полуобнаженные фигуры женщин, выглядевших, как Афродиты двадцать первого века, извивались и мешались с толпой. Тонны и тонны киловатт звука обрушивались на танцпол, который в миг превратился в самый эпицентр мира – в эпицентр гремящей музыки, пылкого счастья и бронзового разврата. Кил поднял руки выше. То, что творилось с ними, не подчинялось никакому объяснению. Руки, словно стеклянная посуда, покрывавшая стойки бара, стали прозрачными ради одного – ради лучей света, которые проходили сквозь них, как нож сквозь масло. Они то поблескивали звонкими хрусталем, то принимали пурпурный цвет, чередовались оттенками от бледно-желтого и до темно-синего. Кил опустил руки, потер их о джинсы и снова поднял. Не заметив никакого изменения, он с недоумением оглянулся. Как раз за ним, словно образовывая чертов треугольник, стояли Жак и Калеб. У обоих было такое выражение лица, будто они только что пережили перерождение или что-то очень зрелищное. У обоих глаза на выкате, они смотрели по сторонам, пока Калеб не завопил что есть мочи и не побежал в самый эпицентр эпатажного веселья. Жак Хардман и Кил Грин понеслись галопом за ним и также, как «рыбки Тамагочи», стали все повторять за ним. Музыка лихо вскружила голову всем троим. Особенно Килу, который накануне пребывал в депрессивном настроении. Он чувствовал себя, как Бог. Он чувствовал, как по его венам вместо крови текла зеленоватая жидкость, полученная из янтаря, которая так притягивала всех особей женского пола, что находились вокруг. Он видел все, что творилось в клубе, даже с закрытыми глазами. Даже то, что происходило на кухне заведения, в погребе и в колонках, передающих божественный бас, который получал отдачу в десятках и сотнях душ, слившихся воедино, исполняя танцы, которыми управлял сам дьявол.

– Слышишь? – кричал Жак, прижав губы к самому уху Кила, который расставил руки, стоя в самом центре танцевальной зоны.

Он повторял вопрос. Повторял и повторял. Десятки сотен раз, пока Кил не фыркнул в ответ.

– Стучатся… – голос Жака дрожал. Похоже, у него начинались галлюцинации. Кил будто бы очнулся ото сна, наконец обратив внимание на Жака, который тонул в собственном поту.

Жак смотрел на потолок. Ему казалось, будто где-то сверху что-то несоизмеримо большое, стучась, пытается ворваться в чертов ночной клуб. Вместо баса, от которого всех переворачивало, как жаренную картошку на сковороде, по клубу проходил стук.

– Это он… это он… – впадал в лихорадку Жак Хардман.

– Угомонись же! – тряс Кил Жака за рукав, хотя и сам был не в лучшем состоянии. Ему в свою очередь казалось, что его тело становится то жидким, как вода, то газообразным, как дым, способный заполнить все заведение в одночасье.