Алексей Жарков - Избранные. Тёмное фэнтези и хоррор

Эрил отвлёкся, увидев, как мимо проезжает повозка их соседей, Лютичей. Лошадью понукал отец, на задах сидела жена его, с сынишкой маленьким. До чего же странно. Вчера же ещё они яму рыли в подполе, чтобы глубже схорониться. Не верили, что можно убежать и найти места, где нет зверя над головой. А сейчас уезжают. И старшего сына, Вито, с ними почему-то нет. Странно, куда подевался?

Мила толкнула брата. Ведро в руке качнулось.

– Не дури, – проворчал Эрил.

– Что с гарпуном-то сделалось? – не унималась сестра.

– Запустили его, вот чего. Проткнул он брюхо зверю, а оттуда дождь из пиявок обрушился. И все зубастые, голодные. Пожрали целый город за один день. И расползлись в разные стороны.

Мила побледнела, схватила брата за рубаху.

– И они до сих пор живы, пиявки эти?

– А то! – Эрил смекнул, что девочка повелась. – Ползают по деревням, людей пожирают.

Пересолил, похоже. Мила задрожала, как лист на ветру, сильнее в рубаху его вцепилась.

– Я видела, я знаю! У нас в подполе одна пиявка живёт! В углу! В темноте её не видать, но я чувствую, она там лежит, шевелится! Скользкая! И большая, как телёнок.

Надо расхлёбывать кашу, понял Эрил. Иначе сестра устроит истерику.

– Не может пиявки быть в подполе. Она бы не добралась до нас. Тот город далеко был! Через полсвета она бы сюда не приползла!

Но Мила, как всегда, заупрямилась.

– Приползла! Приползла! И сидит там, и ждёт, чтобы нас съесть!

– Неправда, – вздохнул брат, опустил вёдра на землю, чтобы передохнуть. – Отец же там день и ночь работает, его она не съела.

– А вдруг слопала и теперь им прикидывается? А вдруг?

Эрил сообразил, наконец, что лучше молчать, чем спорить. Мила быстро успокоится, если он не будет ей возражать.

Чудно, ещё час назад брюхо зверя не доставало до верхушек деревьев за огородами. А сейчас, если прислушаться, слышно, как трещат ветки на самой границе деревни. Будто там невидимый дровосек топором орудует, работу зверю облегчает. И красиво, и страшно. Больно представить, что скоро совсем не станет деревни, не станет их домика на пригорке, и шалаша у забора, где они с сестрой часто по ночам друг друга пугали. И всего мира, может, не станет. Только зверь один на всём свете останется. А они, как жуки огромные, под землёй будут ютиться. Пока еда есть. А закончится, их тоже не станет.

Грустно, противно стало от этих мыслей. Сердце защемило, глаза начало щипать. С трудом Эрил проглотил горький комок в горле, подхватил вёдра, зашагал к дому. Столько всего надо успеть, заготовить к подземной жизни. Спрятать вещи дорогие от зверя проклятого. Попрощаться со всеми.

Мальчик спохватился вдруг. А с кем прощаться? Все же почти уехали. Остались старики, да несколько бедных семей, у которых лошадей нет. Так он брёл и думал, и не сразу почувствовал, что сестра его за штанину дёргает.

– А, может, пиявку огнем сжечь? Напугать, она сама убежит?

– Чего? – Эрил будто вынырнул из сна беспокойного. – Зачем огонь? Ты маску свою надень, ту, что с клыками. Пиявка тебя испугается, не станет трогать.

Мила что-то ещё говорила. Про то, что в подполе можно прорыть нору. И в подземную страну попасть, где живут гномы. С ними поселиться и не бояться никакого зверя. Эрил её не слушал. Издалека он завидел, что у ворот дома стоят отец с матушкой.

– Вот вы где? – хором закричали они. – Мила! Куда убежала?

– Я с братом, на ручей, – пролепетала сестра.

– Дома сидеть! – рявкнул отец. – Никуда не ходить! У Лютичей старший давеча полез за огороды, на болото! И утонул!

Слова, будто стебли крапивы, всё нутро обожгли.

– Как утонул? – изумился Эрил. – Я же утром с ним ещё виделся.

– Так утонул, – подхватила матушка. – Коза у них убежала на болото, он за ней! Увяз, говорят, кричал! А никто не услышал! Спохватились, его и нет уже! Только сапог на берегу лежит!

И воздух словно загустел. Дышать стало трудно. Эрил с трудом вёдра поставил, прислонился к воротам. Хотел заплакать, и не мог. Не было слёз.

– Это потому что они уехать решились, вот и наказал их бог, – проворчал отец. – Говорил же, оставайтесь!

– Да нас всех бог сполна наказал, когда тварь эту к нам спустил, – матушка глянула наверх, тут же опустила глаза, словно боясь, что зверь услышит и накажет.

Вспомнились Эрилу лица Лютичей. Спокойные, безжизненные, будто маски глиняные. Не могут так родители смерть сына принять спокойно. Значит, не умер. Не умер!

– А как же бабка их? – запищала сестра. – Рожна? Они её оставили?