Ричард Стерн - Башня

— Я плохо разбираюсь в людях, — сказал он. — Зачем осуждать, пока не доказана его вина?

Патти покачала головой. Решительно вздернула подбородок.

— Если все было так, — сказала она, — отца убил он. — Ее руки в ладонях Ната забила дрожь. — И если мне представится такая возможность, — продолжала она, — я убью Пола, Господь свидетель.

Нат тут же начал:

— Патти… — Но запнулся.

Браун кричал в телефон:

— Вы в этом уверены? Черт побери, так убедитесь! — Потом обратился к Гиддингсу и пожарным: — Он думает, что лифт дошел до них. Думает! — И снова в трубку: — Это точно? Да, мистер губернатор? Охренеть можно! — Пауза. — Да, губернатор! Останусь на связи. — Прикрыл трубку рукой: — Лифт наверху. Пытаются открыть двери. Что вы на это скажете? — Через весь трейлер взглянул на Ната: — Теперь можем забыть эти глупости со спасательным тросом.

Нат задумался. Наконец-то речь о вещах, о которых он может судить со всей ответственностью.

— Нет, — сказал он. — Если лифт на ходу, отлично. Но на всякий случай оставим запасной выход.

Первыми не выдержали жара окна на северо-западной стороне шестьдесят второго этажа. Тяжелые обломки закаленного дымчатого стекла вылетели, как при взрыве, засверкали в долгом падении, как сосульки, и разбились на площади. Толпа охнула, раздались выкрики.

— Отодвиньте подальше барьеры, — заорал сержант. — Назад, черт побери, назад!

Постовой Шеннон провел рукой по лицу и, не веря своим глазам, уставился на кровь, растекавшуюся по его ладони и капавшую между пальцев.

Барнс выхватил носовой платок. Свернув, приложил его к длинной, чистой ране.

— Прижми как следует, Майк, и давай к «скорой». Придется зашивать.

— Как думаешь, — спросил неисправимый Шеннон, — светит мне медаль за ранение, Фрэнк? Я всю жизнь хотел стать раненым героем.

— Значит, твоя мечта сбылась. — Барнс начал оттеснять толпу от вероятного места падения осколков.

Лозунги на площади исчезли, но изуродованное сооружение предоставило преподобному Джо Уиллу Томасу повод для проповеди.

— Это воля Господня! — вещал он своим библейским голосом. — Это воздаяние за прегрешения и гордыню, которые идут бок о бок. Это новые Содом и Гоморра, Содом и Гоморра, говорю я вам.

Нашлись и такие, кому это сравнение показалось подобающим.

В воздухе над площадью летел пепел. Лужи воды на мостовой превратились в озера, черные от сажи.

Высоко, невероятно высоко из сияющей Башни поднимался столб дыма. Ниже, по другую сторону здания, клубился другой и, подгоняемый ветром, огибал всю Башню, как гигантский удав.

Из дверей вестибюля тоже валил дым, но уже не такой густой. Многие в толпе думали, что пожар локализован. Но это было не так.

— Рано или поздно, — сказал служащий страховой компании с Пайн-стрит, — это должно было случиться. Не хочу, чтобы на меня ссылались, но это так. И слава богу, что нас это не касается.

— Им придется поднять ставки.

Служащий кивнул.

— Несомненно. Убытки нужно компенсировать.

— А что с людьми там, наверху?

— Это хороший вопрос, — ответил служащий. — Но ответа я не знаю. Мы страхуем вещи, а не людей.

Офис банкетного зала превратился в командный пункт, и хозяином в нем был губернатор.

— Какова вместимость лифта? Максимальная? Даже с перегрузкой?

Бен Колдуэлл ответил:

— Считается, что он берет пятьдесят пять человек, возможно, туда втиснется еще с десяток.

— Втиснется, — решил губернатор. Помолчал, потом невесело улыбнулся. — По традиции, первыми идут женщины и дети. Надеюсь, никому не кажется, что об этой традиции нужно забыть?

— Мне, — сказала Бет. Наступила тишина. — Вы — выдающиеся люди, — продолжала она. — Вас нужно сохранить. Бросьте свои глупые рыцарские замашки и смотрите на вещи реально.

Гровер Фрэзи произнес:

— Слушайте! Слушайте!

— Заткнись, Гровер! — одернул его губернатор. В его голосе звучала ярость.

Сенатор Петерс сказал:

— Ладно, моя дорогая, посмотрим на вещи реально. Мы свое уже пожили. Мутили воду, как могли, и преодолевали обстоятельства, с которыми могли справиться. — Ораторские привычки очень сильны, но сенатор заставил себя не развивать эту мысль дальше. — Дело в том, что эта традиция вытекает не из какого-то допотопного представления о рыцарстве, а из того самого реалистического подхода, на котором вы настаиваете. Будущее человечества — вы, а не мы. Пока мы живы, то решаем его проблемы, но вы заботитесь о том, чтобы кто-то пришел на смену нам.