Шарлотта Линк - Ложь без спасения

Да и Катрин уже забронировала себе там местечко. Как выяснилось, она договорилась с кузеном, что будет ежедневно выполнять в «У Надин» подсобную работу. Мыть посуду, делать уборку и – в зависимости от стадии ее заболевания – обслуживать посетителей. Хотя Надин противилась этому со всей своей горячностью.

– Я не хочу ее здесь видеть! Эта женщина ненавидит меня, как чуму! Я не хочу быть под одной крышей с человеком, который, как я знаю, посылает меня к чертям. И который хочет завладеть тобой!

– Но я обещал ей это, – скривился в ответ Анри, – иначе она не уволилась бы со своей работы.

– Это не моя проблема. Мне никто об этом ничего не говорил. Иначе я сразу дала бы вам с ней понять, что из этого плана ничего не выйдет.

– Но нам ведь нужен подсобный работник.

– Их полно, как морского песка. Необязательно брать Катрин.

– Для Катрин это не только вопрос заработка денег. Она просто глубоко одинокий человек. Почти нереально, что она когда-нибудь сможет создать собственную семью. Будь великодушной и позволь ей хоть немного принять участие в нашей жизни!

– Она первая меня отвергла, а не наоборот. Я просто не желаю ее присутствия здесь. Пожалуйста, будь добр считаться с этим!

– У тебя ведь всего намного больше, чем у нее. Ты могла бы…

– Да что у меня, собственно, есть? – горько спросила Надин. – Эта проклятая будка для пиццы, как колода на ноге… И всё!

Вскоре все обустроилось таким образом, что Анри стал время от времени брать свою кузину в помощь, когда Надин отсутствовала, а в остальное время им помогали разные девочки из близлежащих сел. Для Катрин это было, конечно, далеко не тем, к чему она когда-то стремилась, но она соглашалась на такие условия, потому что это было единственным, что она могла получить. Однако ее ненависть к жене кузена усиливалась с каждым днем, и та знала об этом. Надин намеренно игнорировала тот факт, что ненавистная кузина частенько пребывала в «У Надин», так же как и то обстоятельство, что по служебным проблемам и вопросам Анри гораздо больше предпочитал в качестве своего доверенного лица Мишо, а не собственную жену.

Может быть, думала иногда Надин, за это время он уже давно пришел к выводу, что было бы разумнее жениться на Катрин, чем на ней. Эти двое готовы были отдать свою жизнь и умереть ради этого идиотского кабачка, который тогда назывался бы «У Катрин», а уж ради этого Катрин позволила бы четвертовать себя живьем…

– О чем ты хочешь со мной поговорить? – спросила Надин мужа.

Она стояла на кухне и как раз сделала себе чашку чая. Обхватив обеими руками горячий бокал, женщина не могла понять, что было причиной наполнявшего ее озноба: то ли прохладный утренний воздух, который вливался через открытую дверь, выходившую в сад, то ли внутренний холод, исходивший из ее души.

– Я думал, ты знаешь, – промолвил Анри. – Я имею в виду, знаешь, о чем нам следует поговорить.

– Я не испытываю потребности в разговоре, – заявила Надин и еще крепче сжала пальцы вокруг бокала. Тонкий фарфор уже треснул бы о такого обращения, но толстая керамика выдержала. – Если ты хочешь поговорить, то уж должен сказать, о чем!

Жоли уставился на нее. Он выглядел уставшим и старым. Или, может быть, не то чтобы старым в свои тридцать шесть лет, а истощенным. Да, он был уставшим и истощенным. И очень уязвимым.

– Нет, – вяло проговорил он, – это должно исходить от тебя. Я не смогу начать. Это все… слишком ужасно.

Его супруга пожала плечами. Внутренне она была напряжена и дрожала от холода, но при этом понимала, что внешне должна казаться невозмутимой. Всегда было так: чем больше какая-то ситуация волновала ее, тем больше ее лицо становилось похожим на маску. В глазах угасал огонек, правильные черты лица становились неподвижными, словно высеченными на камне, и те, с кем Надин в этот момент разговаривала, должно быть, думали, что она специально провоцирует их своей закостенелостью.

Анри знал ее уже много лет, но так и не смог понять эту ее особенность. Он видел только ее недружелюбную мину и думал: в один прекрасный день я обморожусь об эту женщину.

И знал, что уже давно обморозился.

И что она никогда по своей инициативе не придет к нему поговорить.

Как в это прохладное октябрьское утро, так и в любое другое в будущем.

В понедельник мать Лауры появилась у дочери в десять часов утра, чтобы вернуть ей Софи и разузнать, что та планирует делать. Накануне вечером Лаура неожиданно привезла ей внучку и что-то невнятно пробормотала о «чрезвычайной ситуации», добавив, что, возможно, ей придется на короткое время съездить на юг Франции. Она спросила, сможет ли ее мать взять малышку еще на неделю, и Элизабет Брандт, не понимающая, что могло произойти, была полна решимости все разузнать.