Лоуренс Блок - Прогулка среди могил

— А это важно?

— Было бы полезно знать, как она умерла.

— Теперь мне все равно. Я хочу знать только одно — кто.

— Одно может привести и к другому.

— Значит, вы думаете, что я поступил неправильно. Господи, да поймите, не мог я вызвать полицию, отдать ей мешок с кусками мяса и сказать: «Вот моя жена, позаботьтесь о ней как следует». Я никогда не вызываю полицию, в нашей профессии это не принято, но если бы, когда я открыл багажник того «форда», она лежала там целиком — пусть мертвая, но целиком, — тогда я, возможно, и сообщил бы об этом. Но так...

— Понимаю.

— Но считаете, что я поступил неправильно.

— Ты поступил так, как должен был поступить, — сказал Питер.

«Разве не все мы всегда поступаем так, как должны поступить?» — подумал я, а вслух сказал:

— Я не очень разбираюсь, что правильно, а что нет. Может, я поступил бы точно так же, будь у меня двоюродный брат с крематорием в чулане. Но сейчас речь не обо мне. Вы поступили так, как поступили. Вопрос в том, что делать дальше.

— Вот именно — что?

— В этом весь вопрос.

Вопрос этот был не единственным. Я задал ему еще множество вопросов, и большинство их повторял по нескольку раз. Я снова и снова заставлял обоих рассказывать всю историю и сделал множество заметок в своем блокноте. Мне становилось все яснее, что расчлененные останки Франсины Кхари были во всем этом деле единственной осязаемой уликой и эта улика сгорела дотла.

Когда я наконец закрыл блокнот, братья Кхари молча ждали, что я скажу.

— На первый взгляд, — сказал я, — им как будто ничего не грозит. Они все задумали и сделали так, чтобы не дать вам ни единого намека на то, кто они. Если они и оставили какие-то следы, то мы об этом пока ничего не знаем. Возможно, кто-нибудь в супермаркете или в том магазине на Атлантик-авеню узнал одного из них или запомнил номер машины, и стоит как следует поработать, чтобы попытаться разыскать такого свидетеля, но пока что это всего лишь предположение. Скорее всего, свидетеля мы не найдем, а если даже и найдем, то, что он видел, ничего нам не даст.

— Вы хотите сказать — у нас нет никаких шансов?

— Нет, — возразил я. — Я хочу сказать совершенно другое. Я хочу сказать, что расследование — это не всегда только работа с уликами, которые могли оставить преступники. Прежде всего, есть одно обстоятельство, за которое, возможно, удастся зацепиться. Они заполучили почти полмиллиона долларов. Теперь они могут сделать одно из двух и в обоих случаях засветятся.

Кинен подумал.

— Начать тратить их — это одно, — сказал он. — А другое?

— Проболтаться. Преступники обычно болтливы, особенно если им есть чем похвастаться, и иногда они распускают язык перед теми, кто с радостью их продаст. Здесь главное — чтобы эти люди узнали, кто готов стать покупателем.

— Вы знаете, как это сделать?

— Есть кое-какие идеи, — сказал я. — Вы тут поинтересовались, насколько я еще полицейский. Этого я точно не знаю, но к таким вот проблемам я все еще подхожу так же, как и тогда, когда носил значок, — верчу их так и этак, пока не ухвачусь поудобнее. В деле вроде вашего я сразу вижу несколько возможных линий расследования. Очень может быть, что ни одна из них никуда не приведет, но, по крайней мере, все нужно отработать.

— Значит, вы попытаетесь?

Я опустил глаза на свой блокнот и ответил:

— Ну, тут есть две загвоздки. Первая — та, о которой я, кажется, говорил Питу по телефону. В конце недели я собираюсь лететь в Ирландию.

— По делам?

— Нет, развлекаться. Я только сегодня утром об этом договорился.

— Вы можете отменить поездку?

— Могу.

— Если вы при этом потеряете деньги, я вам их возмещу. А другая загвоздка?

— Другая — вот в чем. Как вы используете то, что я смогу выяснить?

— Ну, это вы знаете.

Я кивнул.

— Вот в том-то все и дело.

— Потому что нельзя возбудить против них дело и судить их за похищение и убийство. Нет никаких доказательств, что совершено преступление, — женщина просто исчезла.

— Правильно.

— Стало быть, вы должны знать, чего я хочу и зачем все это нужно. Сказать?

— Пожалуй.

— Я хочу, чтобы эти сволочи стали покойниками. Я хочу быть при этом, хочу сам это сделать, хочу видеть, как они будут умирать. — Он произнес это спокойно, ровно, бесстрастным голосом. — Вот чего я хочу. Сейчас я так этого хочу, что ничего другого мне не нужно. Я даже представить себе не могу, что можно хотеть чего-то еще. Вы так и думали?

— Примерно.