Виктор Точинов - Твари, в воде живущие

– Всё очень просто, – сказал Хэммет. – До шестьдесят восьмого года там был пляж для черных . Для черных, понимаете?! Люди заходили в воду в сандалиях с деревянной подошвой, потому что острые обломки камней до крови резали ноги – а среди иных местных жителей к тому же считалось хорошим тоном по ночам швырять там в воду битое стекло… Вайсгер-отец говорил, что загорающий негр – самый короткий и смешной анекдот, который он только слышал в жизни. И что его дед участвовал в рейде Шермана [17]не затем, чтобы негры и белые лежали рядом на одном пляже. Но лишь для того, чтобы черномазые не гнули спину на плантациях, косвенно подрывая экономику Севера дешевым экспортом хлопка…

– И поэтому вы так ненавидите Вайсгеров-сыновей… – сказал Кеннеди полувопросительно, полуутвердительно.

– Нет. Не только поэтому. Мой отец… Мой отец и трое его друзей в шестьдесят седьмом году пошли на пляж для белых . Демонстративно, в самый разгар курортного сезона. Им не выдали лежаки, сказав что кончились, хотя белым выдавали и до и после. Тогда они разложили принесенные с собой подстилки. Вокруг них немедленно образовалась мертвая, пустая зона, – хотя пляж был переполнен. Разносчики прохладительных напитков и хот-догов старательно обходили их – они ели и пили принесенное с собой. Негры лежали и загорали. Загорали на пляже для белых! А потом пошли купаться – но только трое из четверых, потому что они не хотели возвращаться домой в одних плавках. И на следующий день пришли снова. А на третий – еще раз…

Хэммет помолчал, потом продолжил. Голос его стал глухим, мрачным.

– К концу недели показалось, что они выиграли… Многие от них на пляже отворачивались и ругались вполголоса, но никто ничего не предпринимал. Наши ожидали, что заявятся молодчики с мотоциклетными цепями, – а у полицейских и пляжных охранников окажутся в этот момент дела совсем в других местах… Поэтому неподалеку от пляжа дежурила группа черных парней с крепкими кулаками. Но Вайсгер сыграл иначе. На шестой день они пошли купаться, – трое, как обычно, в том числе и мой отец… Они вошли в воду – и не вышли из нее. Живыми не вышли… Никто не обратил внимания, что три черных и курчавых головы вдруг исчезли с поверхности воды. Их убили из крупнокалиберной винтовки, наверняка с оптическим прицелом, после выстрелов в Далласе пошла настоящая мода на такие штучки. Стреляли с берегового холма, с расстояния в три четверти мили, выстрелов никто не услышал. Или не захотел услышать… Впрочем, мог использоваться глушитель, – ни оружие, ни стрелка так и не нашли. Тела вынесло на берег только через два дня… Мне тогда было четыре года.

Повисла пауза. Кеннеди молчал, не зная что сказать. Он был на два года старше Хэммета, но в памяти его совершенно не отложились бурные схватки сторонников и противников сегрегации в конце шестидесятых. В мирный белый Дилмарк, штат Пенсильвания, где прошло детство Кеннеди, эхо той войны не доносилось.

– И все таки Вайсгер проиграл! – вновь заговорил Хэммет. – После тех выстрелов что-то повернулось в людях – не только в черных, но и в белых людях. Отца и его друзей похоронили, а через день на белый пляж пришли семеро чернокожих. И спустя несколько минут к ним подошел разносчик, белый парень Тим Харли, и спросил, что они желают: кока-колы или лимонада? Назавтра его уволили, но лед был сломан. Мертвая зона вокруг подстилок черных уже не возникала, больше того, – многие демонстративно устраивались рядом. А когда те шли купаться – шли вместе с ними, окружая живой стеной, понимаете? Конечно, недовольных, копящих злобу, хватало – но лед тронулся, Кеннеди… Правда, для меня, матери и троих моих братьев и сестер это уже стало слабым утешением…

– Вы уверены, что инициатором тех выстрелов был Вайсгер-старший?

– Я уверен. Никто не посмел бы открывать такую охоту в его заповеднике, не рискуя попасться. К тому же тогда считалось, что его любимый сын Джон погиб во Вьетнаме, и ненависть старика Вайсгера ко всем узкоглазым, черномазым и горбоносым возросла стократно…

Похоже, нефтедоллары Баймухаммедова тут не при чем, подумал Кеннеди. Старая семейная вендетта, протянувшаяся через тридцать пять лет.

Вернувшись с места происшествия, Кайзерманн и Хэмфри услышали от дверей шерифова офиса возбужденные голоса.

«Опять у отдыхающих кошку засосало в пылесос», – подумал шериф, обливавшийся потом и цветом напоминавший вареного лобстера. Он почти не ошибся.