Джорджо Фалетти
Нарисованная смерть
(Глаза не лгут никогда)
Песнь женщины, что мечтала стать моряком
Вмиг, в секунду одну,
Теперь, и только теперь
Хочу разорвать тишину,
Что к мечте запирает дверь.
К шпангоутам, марсам и реям,
К взошедшей над морем луне,
К холодным, извилистым змеям,
Лениво ползущим на дне.
Откройся, заветная дверца.
Как можно мечту забыть?
Ведь сердце, странное сердце
Щемит и зовет уплыть.
Вмиг, в секунду одну
Я сердцем того пойму,
Кто слушал пенье сирен,
Стремился в их томный плен.
Я рвусь туда год за годом,
И эта мечта, поверьте,
Слаще, чем финики с медом,
Крепче, чем северный ветер.
Мне душу сжигает пламень,
В оковах томится плоть,
На сердце тяжелый камень,
И нечем его расколоть.
Коннор Слейв, «Обманы тьмы»
Тьма и ожидание окрашены в один и тот же цвет.
Сидящей в темноте девушке с лихвой хватит того и другого. Она убедится на собственной шкуре, что зрение – фактор не столько физический, сколько ментальный. Внезапно фары проходящей машины высветят слепящий прямоугольник, который пронесется по холлу с затаенным любопытством, будто в поисках некой воображаемой точки, и, найдя выход из темницы четырех стен, вылетит из окна на улицу догонять породившую его машину. За преградой штор и стекол, в желтоватой тьме от тысячи огней и неоновых реклам клубится непостижимое безумие по имени Нью-Йорк, город, который все ненавидят, упорно цепляясь за него с единственной, невысказанной целью: понять, за что же так любят его, и страшась обнаружить, насколько безответна эта любовь. Что тут поделаешь – ведь они просто люди и, как все прочие в мире, не желают признать, что у них есть глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, голос, чтобы перекричать другие голоса.
На столике рядом с креслом девушки будет лежать «Беретта 92 СБМ» – пистолет со специально уменьшенной рукояткой под размер женской ладони. Прежде чем положить его на стеклянную столешницу, она решительным жестом вставит обойму, и сухой щелчок затвора раскатится по комнате эхом, напоминающим треск разламываемой кости. Мало-помалу глаза ее привыкнут к темноте, и она сможет ориентироваться в неосвещенном пространстве. Устремив взгляд прямо перед собой, она не столько различит, сколько угадает темный силуэт двери на противоположной стене. Еще со школы она знает, что если долго и пристально смотреть на цветное пятно, то оно застрянет в зрачках и будет стоять перед тобой, даже когда отведешь взгляд.
Девушка почувствует горькую улыбку на своем лице.
Если смешать разные цвета в нужных пропорциях, получится нечто абсолютно серое. Во тьме такого быть не может. Тьма творит лишь тьму. Но дело в данный момент отнюдь не во тьме. Человек, которого она ждет, на миг осветит темное пространство, открыв дверь. Но и это не проблема и не ее решение.
После долгого пути к убийству и не менее долгого бегства от него, в нескончаемом туннеле, изредка освещенном тусклыми огоньками, два человека найдут друг друга и, выйдя на свет, обретут наконец то единственное достояние, которое вернет им и речь, и слух, и зрение, – истину.
Два человека. Один из них – девушка, от страха не прозревающая истины.
Второй, само собой разумеется, тот, кого она ждет.
Он, убийца.
Джерри Хо, абсолютно голый, соскользнул на пол и очутился на коленях посреди огромного белого полотнища, прилепленного к полу скотчем. После небольшой паузы, какую может позволить себе цирковой артист перед исполнением трюка, он окунул обе руки в зажатую между ног жестянку с красной краской и поднял руки кверху, чтобы краска медленно стекала до локтей и подмышек. Было в этом жесте нечто языческое – так художник маскирует бытовой сюжет религиозным содержанием, пытаясь найти новые формы общения с божественным духом. Тем же плавным, полным намеренного мистицизма движением он стал размазывать краску по телу, оставляя незакрашенными лишь области вокруг пениса, рта и глаз. Мало-помалу человеческое тело исчезало, принимая по воле Джерри вид разверстой, кроваво-красной раны, источавшей соки, несовместные с человеческим естеством.
Он поднял глаза на женщину, что стояла перед ним также в чем мать родила, но ее тело было выкрашено в другой цвет – насыщенно-синий, как китайский фарфор.
Читать дальше