Майкл Роботэм - Пропавшая

Десятки тысяч людей оказались заброшены сюда из Восточной Европы, из бывшего социалистического лагеря, страны которого провозгласили свою независимость и тотчас же начали распадаться. Иногда кажется, что вся Европа обречена на этот распад и будет делиться на все меньшие и меньшие кусочки до тех пор, пока нам не хватит земли для того, чтобы сохранить язык и культуру. Быть может, нам всем суждено стать цыганами.

Мною движут ярость и страх. Ярость оттого, что в меня стреляли, и страх, что не удастся узнать почему. Я хочу либо вспомнить, либо забыть. Я не могу жить посредине. Или верните мне пропавшие дни, или окончательно сотрите все из моей памяти.

Али чувствует мое состояние.

– Дела раскрывают факты, а не воспоминания. Вы так сказали. Мы должны просто продолжать расследование.

Она не понимает. Рэйчел знала ответы. Она рассказала бы мне, что случилось.

– Он ни за что не разрешил бы вам встретиться с ней. Нам нужно найти другой путь.

– Если бы я мог передать ей сообщение…

И тут в мозгу у меня совершается какая-то химическая реакция, и в памяти всплывает лицо: темноволосая женщина с родимым пятном на шее, похожим на карамельный потек. Кирстен Фицрой – лучшая подруга и бывшая соседка Рэйчел.

Некоторые женщины с самого рождения наделены особым взглядом. Они смотрят на тебя так, словно знают и всегда будут знать, о чем ты думаешь. Кирстен была такой. В дни после исчезновения Микки она стала той скалой, за которую уцепилась Рэйчел: Кирстен защищала ее от прессы, готовила ей еду, просто помогала выжить.

Она может передать Рэйчел сообщение. Она может выяснить, что произошло… Я знаю, что Кирстен живет где-то в Ноттинг-хилле.

– Я могу уточнить адрес, – говорит Али. Остановив машину, она звонит по мобильному «новичку» Дэйву.

Спустя двадцать минут мы тормозим на Лэдброк-сквер, возле большого беленого дома в георгианском стиле, выходящего окнами на общественные сады. Соседние дома окрашены в карамельные цвета, то тут, то там мелькают кафе и рестораны. Кирстен явно улучшила свое материальное положение.

Ее квартира на четвертом этаже, окна выходят на улицу. Я задерживаюсь на площадке, переводя дух. И тут замечаю, что дверь приоткрыта. Али, сразу насторожившись, осматривает лестницу.

Толкнув дверь, я зову Кирстен. Никакого ответа.

Замок выломан, и на полу за порогом лежат щепки. Дальше в прихожей, на коврике из соломки, раскиданы бумаги и одежда.

Али расстегивает кобуру и жестом велит мне оставаться на месте. Я качаю головой. Лучше я прикрою ее со спины. Она перекатывается через порог кухни и, пригнувшись, двигается по коридору. Я иду за ней, глядя в противоположном направлении. Мебель в гостиной перевернута, обивка дивана распорота самурайским мечом. Наполнитель торчит наружу, словно кишки убитого зверя.

Абажуры из рисовой бумаги разорваны и валяются на полу. Ваза с засохшими цветами лежит на боку, стеклянная ширма разбита вдребезги.

Переходя из комнаты в комнату, мы обнаруживаем все новые следы разрушения. Еда, безделушки, посуда валяются на полу кухни между перевернутыми ящиками и открытыми шкафами. Стул сломан. На него вставали, чтобы заглянуть за шкафчики.

На первый взгляд это кажется скорее актом вандализма, чем ограблением. Потом среди разгрома я замечаю несколько конвертов. Обратный адрес с каждого из них аккуратно удален. Возле телефона нет ни дневника, ни записной книжки. Кто-то оборвал со стены записки и фотографии, так что от них остались кое-где только уголки, приколотые разноцветными булавками.

Из-за морфина реальность расплывается. Я иду в ванную и ополаскиваю лицо холодной водой. Через вешалку перекинуты полотенце и женская сорочка, в ванну упал тюбик помады. Достав его, я снимаю колпачок и разглядываю конус помады, словно это какая-то подсказка.

Над раковиной, слегка покосившись, висит квадратное зеркало в раме, украшенной перламутром. Я похудел. Щеки ввалились, у глаз образовались морщины. Или, может быть, в зеркале кто-то другой. Может быть, меня скопировали и поместили в иную вселенную. А настоящий мир – по ту сторону стекла. Я чувствую, что действие наркотика прекращается, и хочу уцепиться за нереальность.

Поставив помаду на полочку, я удивляюсь количеству бальзамов, паст, порошков и ароматических смесей. От них исходит аромат Кирстен, и я вспоминаю нашу первую встречу в Долфин-мэншн на следующий день после исчезновения Микки.

Она была высокой и худой, с тонкими руками и ногами, и кремовые слаксы сидели так низко на ее бедрах, что казалось непонятным, на чем же они держатся. Ее квартира была увешана старинным оружием и доспехами. Имелись даже два самурайских меча, скрещенные на стене, и японский шлем, сделанный из железа, кожи и шелка.