Али стоит рядом со мной, заправляя волосы за уши.
– Я предполагала, что она погибла в самый первый день.
– Знаю.
– Мы тогда не успели осмотреть дом, и даже эксперт еще не приехал. Не было ни крови, ни подозреваемых, но у вас все равно были дурные предчувствия.
– Да.
– И с самого начала вы заметили Говарда. Что в нем такого было?
– Он фотографировал. Все в доме искали Микки, а он пошел и взял фотоаппарат. Сказал, что хочет запечатлеть.
– Запечатлеть?
– Всю эту суматоху.
– Зачем?
– Чтобы не забыть.
Когда я добираюсь до больницы, уже почти темно. В палате кисловатый запах застоявшегося воздуха. Я пропустил сеанс физиотерапии, а теперь Мэгги ждет меня, чтобы сделать перевязку.
– Вчера кто-то взял таблетки со столика, – говорит она, срезая последние бинты. – Бутылочку с капсулами морфина. У моей подруги из-за этого неприятности. Говорят, это она не уследила.
Мэгги не обвиняет меня напрямую, но я прекрасно понимаю, что имеется в виду.
– Мы надеемся, что капсулы найдутся. Возможно, их просто поставили не на то место.
Она отходит, держа перед собой поднос с ножницами и старыми бинтами.
– Надеюсь, у вашей подруги не будет особых проблем, – говорю я.
Мэгги кивает и беззвучно удаляется.
Откинувшись на кровати, я слышу, как дребезжат тележки в дальних палатах, как кто-то с криком просыпается от дурного сна. Четыре раза за вечер я пытаюсь дозвониться до Рэйчел Карлайл. Ее все еще нет дома. Али пообещала, что пробьет ее имя и номер машины на полицейском компьютере.
В коридоре возле моей палаты никого нет. Наверное, ищейки из отдела по борьбе с коррупцией ушли домой, устав меня ждать.
В девять вечера я звоню матери в Виллавуд-лодж. Она долго не подходит к телефону.
– Ты спала?
– Смотрела телевизор. – Я слышу, как он жужжит на заднем плане. – Почему ты не приехал меня навестить?
– Я в больнице.
– Что с тобой стряслось?
– Повредил ногу, но я поправляюсь.
– Раз это не серьезно, ты должен был приехать навестить меня.
– Врачи говорят, мне надо побыть здесь еще недельку.
– А близнецы знают?
– Я не хотел их волновать.
– Клэр прислала мне открытку из Нью-Йорка. На выходных она была на виноградниках Марты. И говорит, что Майкл, видимо, перегоняет яхту в Ньюпорт [25] Ньюпорт – город в 30 милях к югу от Провиденса, административного центра штата Род-Айленд на северо-востоке США.
, на Род-Айленд. Они смогут встретиться.
– Зд о рово.
– Ты должен им позвонить.
– Да.
Я задаю ей еще какие-то вопросы, пытаясь поддержать разговор, но она уже сосредоточилась на телевизоре. Внезапно она начинает сопеть. Кажется, что ее нос находится прямо у меня над ухом.
– Спокойной ночи, Даж, – так я ее называю.
– Погоди! – Она прижимает трубку к губам. – Янко, приезжай ко мне.
– Приеду. Скоро.
Я жду, когда она повесит трубку, и настраиваюсь позвонить близнецам – просто так, чтобы проверить, все ли у них в порядке. Этот телефонный звонок я постоянно прокручиваю в уме, но никогда не совершаю.
Я представляю, как Клэр говорит:
– Привет, папа, как дела? Получил книгу, которую я тебе послала?… Нет, она не о диете, она о стиле жизни… о том, как очистить печень и вывести токсины…
Потом она приглашает меня на вегетарианский обед, который выведет из меня еще больше токсинов и окончательно все очистит.
Я также представляю, как позвоню Майклу. Мы встретимся, выпьем пивка, поболтаем о футболе, как нормальные отец и сын. Только в нашей ситуации давно нет ничего нормального. Я представляю себе чужую жизнь. Ни один из моих детей не станет тратить свое время на телефонный разговор с отцом, не говоря уж об ужине.
Я очень люблю своих детей – просто я их не понимаю. Они были замечательными малышами, но потом превратились в подростков, стали слишком быстро водить машину, слушать слишком громкую музыку и обращаться со мной, как с фашистским приспешником, только потому, что я работаю в полиции. Любить детей легко. А вот воспитывать их трудно.
Я засыпаю под телепрограмму. Последнее, что я помню, – женщина с застывшей улыбкой снимает саронг и прыгает в бассейн.
Через какое-то время я просыпаюсь от боли. В воздухе разлито ощущение опасности. В палате кто-то есть. Свет падает только на его руки. С пальцев свисают серебряные четки.
– Как вы сюда попали?
– Не верьте тому, что пишут в газетах о порядке посещений в больницах.
Алексей Кузнец наклоняется ко мне. У него темные глаза и еще более темные прямые волосы, зачесанные назад и удерживаемые средством для фиксации и силой воли. Еще одна его особая примета – круглый розовый шрам на щеке, сморщенный и покрытый белыми жилками. Часы у него на руке ст о ят больше, чем я могу заработать за год.
Читать дальше