Маргарет Миллар - Загнанный зверь

— Вам не кажется, что время для этого неподходящее?

— Конечно, неподходящее, но и дальше лучше не будет. Я должна выяснить, почему она наговорила таких вещей про Эвелин. Если она тронулась умом после смерти Дугласа, ну, ладно, это я могу понять, сама не раз переживала горе. Но почему она избрала для мести Эвелин, а не кого-нибудь еще? Моя дочь за всю свою жизнь никому не причинила зла. Зачем же так нападать на нее, это несправедливо. Ее здесь нет, чтобы защитить себя, но я-то здесь. Я здесь. И не пытайтесь снова задержать меня. Я намерена поговорить с Верной Кларво.

И Блэкшир увидел, как она вошла в дом.

Женщины долго смотрели одна на другую, не говоря ни слова.

— Если вы ждете, чтобы я попросила у вас прощения, — сказала наконец Верна, — не дожидайтесь. Никто не обязан просить прощения за то, что сказал правду.

— Мне нужно не извинение, а объяснение.

— Я все вам объяснила.

— Пока что вы не объяснили ничего. Ничего.

— Я вернула Эвелин кое-что из того, что получила от нее. Немного правды. — Верна отвернулась и прижала кончики пальцев к распухшим векам. Они были горячие, словно слезы их обожгли. — Эвелин позвонила мне вчера вечером. Сначала говорила дружеским тоном, сказала, что я всегда была добра к ней, и теперь она хочет отплатить мне тем же. Потом рассказала о Дугласе, о жизни, которую он вел, о его друзьях, — говорила самыми скверными словами о грязных, отвратительных делах. Мне трудно было представить себе, откуда девушка знает такие слова и как осмеливается их произносить. Вот и все объяснение, миссис Меррик.

— Не может быть, чтобы вы говорили об Эвелин. О моей Эвелин.

— Почему же нет? — процедила Верна сквозь зубы. — Она-то говорила о моем сыне.

— Я не верю этому. Эвелин никогда бы так не поступила. Возможно, у нее была жажда мести какое-то время после замужества, но она с этим давно покончила. Сейчас она не держит зла. Вы сами могли в этом убедиться, когда мы повстречались вчера. Она говорила с вами любезно и дружелюбно, разве не так? Разве она не обошлась с вами по-доброму? Вы наверняка сказали себе, что Эвелин злобы на вас не таит.

— Я не собираюсь с вами спорить. Я слишком устала, чтобы препираться. Я сказала вам только о том, что произошло.

— Должно быть, вы ошиблись. — Лицо миссис Меррик пухло, как тесто на дрожжах. — По крайней мере признайте возможность того, что вы могли ошибиться.

— Нет такой возможности.

— В какое время она… в какое время она вам позвонила?

— Около десяти.

— Ну вот видите? Вы ошиблись. Вчера вечером Эви была с друзьями. У них были билеты на какую-то пьесу в театр «Билтмор Боул».

— Со мной говорила Эвелин. Я узнала ее голос. А кто еще, какая еще женщина могла бы знать такие вещи о Дугласе?

— А как вы можете быть уверены, что вам сказали правду?

— Мой сын признал, что это правда. А потом убил себя. — Верна начала раскачиваться взад-вперед, прижав руки к тощей груди. — Дуги. Дуги умер. В свой день рождения. Мы собирались его отметить… О Господи, уходите, оставьте меня одну.

— Миссис Кларво, выслушайте меня.

— Нет, нет, нет.

— Я хотела бы помочь вам.

— Уходите. У меня умер сын.

Миссис Меррик ушла тем же путем, каким пришла, — через внутренний дворик. Блэкшир дожидался ее на подъездной дорожке, подняв воротник от ветра, его губы посинели от холода.

— Я отвезу вас на работу, миссис Меррик, — сказал он.

— Спасибо, не нужно. Лучше идите к ней. — Она начала натягивать замшевые перчатки. — Слава Богу, хоть Эвелин жива. Неважно, что она сделала, но она жива. За что я и благодарю Господа.

Миссис Меррик повернулась и быстрыми шагами пошла навстречу ветру, высоко держа голову.

Мокрые пятна на платье, в тех местах, где она отмывала кровь в уборной публичной библиотеки, теперь уже высохли, и можно было осмелиться снова выйти на улицу. Даже если ветер распахнет полы ее пальто, никто не заметит бледных пятен на лифе платья, а если и заметит, то не поймет, что это такое.

Она закрыла книгу, которую якобы читала почти час, и поставила ее обратно на полку открытого доступа. Она никого не знала в библиотеке, и ее никто не знал. Однако опасно было сидеть долго на одном месте, особенно в тишине читального зала, потому что по временам мозг ее довольно громко тикал, как метроном, и по его ритму какой-нибудь шпион мог узнать, о чем она думает.

Таким шпионом был, например, старик, сидевший за столиком неподалеку от справочного отдела и загораживавшийся номером «Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт». Он делал вид, что углублен в чтение, точно мальчик, уткнувшийся в книжку с картинками, но угол поворота головы выдавал его. Чтобы старик не мог подслушать ее мысли, она начала довольно громко жужжать. Тот опустил журнал и кисло посмотрел на нее, понимая, что его обнаружили.