Уоррен Мерфи - Верховная жрица

– Брось! Выглядишь ты просто замечательно. До сих пор еще лучшая профессиональная чечеточница. Откопычиваешь так, что будь здоров!

– Что значит «откопычивать»? – нахмурился Кула.

Римо подавил желание сострить, сказав, что эта женщина – полуяк.

Скуирелли Чикейн просияла, в глазах ее заиграли озорные искры.

– Благодарю на добром слове, Пупи. В космических масштабах этому телу осталось жить всего лишь несколько мгновений. Боюсь, мне придется ждать следующего рождения, чтобы начать поиски заново. Что бы я ни искала, мне надо это найти!

– Бунджи-лама! – выдохнул Кула.

– Нет, нет. – Лобсанг упрямо тряс головой. – Этого не может быть. Она белая.

Кула нахмурился.

– Возраст совпадает. Судя по ее словам, она прожила почти шестьдесят сезонов, когда яки приносят приплод. Примерно такое время отсутствует и бунджи-лама. К тому же волосы у нее огненного цвета.

– Нет, нет, не может быть! Бунджи-ламе надлежит привести Тибет к величию, а эта говорит с каким-то порождением ада.

– Тут вряд ли что возразишь, – сказал Римо.

– Я не вижу безликого идола, – гнул свое Лобсанг.

– Без сомнения, он находится на священном алтаре, который нам еще предстоит обнаружить, – твердо проговорил Кула.

– Слушайте внимательно, – предупредил Чиун. – Истина откроется вам в словах бунджи-ламы. Главное – слушайте.

Программа продолжалась. Мастер Синанджу, казалось, целиком был поглощен происходящим в телестудии, но на самом деле он прежде всего наблюдал за реакцией своих гостей. Лица их, озаренные отблесками телевизионного экрана, были сосредоточенны. Монгол Кула восторгался всем с простодушием ребенка, Лобсанг Дром же кривил свое вытянутое лицо с каждой услышанной им фразой. Из-под своего оранжевого одеяния он извлек нефритовые четки, сделанные в виде маленьких черепов, и стал нервно перебирать их пальцами.

– Каким образом ты вспоминаешь о своей прошлой жизни? – спрашивала тем временем Пупи Серебряная Рыбка. – Может, воспоминания приходят к тебе во сне? Или как?

– Я умею возвращаться в свое прошлое. Мой гуру научил меня пробуждать забытые воспоминания, но мы с ним расстались. Теперь я делаю это сама.

Пупи Серебряная Рыбка закатила глаза. Ее лицо расплылось в глуповато-блаженной улыбке.

– Знаешь, я иногда представляю себя царицей Савской, которая жила так давно.

– А я была принцессой на затонувшем материке My. И меня звали Тумазума.

– И что же случилось?

– Материк затонул, а вместе с ним и я. Но сердце мое до сих пор бешено колотится, когда я погружаюсь в ванну джакузи.

– Со мной происходит то же самое под душем.

– Я мало что понимаю в ее словах, – пробормотал Кула. – Это свидетельствует о неземной мудрости.

– Без сомнения, и гуру ее был мудрейшим человеком, – вкрадчивым голосом заметил Чиун.

Никто не стал оспаривать это замечание. И в первую очередь Римо.

Программа закончилась, но святой жрец Лобсанг Дром Ринпоче так и не изменил своего мнения.

– Это не бунджи-лама, – с горечью произнес он.

– Неужели ты все еще не веришь тому, что видели твои ленивые глаза, жрец? – возмутился Кула. – Тому, что слышали твои уши? Это, конечно же, воплощение, тулку. Свет во тьме. Он...

– Она, – поправил Римо.

– Хорошо, она, – не стал спорить Кула. – Но ведь волосы у нее и впрямь огненного цвета. И говорила она о своих прежних жизнях.

Лобсанг Дром сурово сузил глаза.

– Я не могу принять все это.

– Значит, надо посетить бунджи-ламу и лично во всем убедиться. Не станет же мастер Синанджу лгать!

Чиун, словно предупреждая, бросил многозначительный взгляд на Римо, затем встал на ноги и вытянулся, будто сизая струйка дыма.

– Есть некто, кто может вас убедить, – решительно проговорил он.

– И кто же это? – спросил Лобсанг.

– Старый бунджи-лама. Можно посоветоваться с ним.

Взгляды всех четверых, включая и Римо, устремились на заклятый сундук.

Махнув рукой в его сторону, Чиун сказал:

– Римо, тебе предоставляется честь открыть сундук.

– Я пас, – скорчив гримасу, ответил ученик.

Все смотрели на него так, будто он произнес какую-то непристойность.

– Это большая честь! – подстегнул его Чиун.

– Хорошо, хорошо. – Римо приблизился к сундуку. Тот на удивление оказался незапертым: медные защелки открылись достаточно легко. Откинув крышку, Уильямс поспешно отступил в сторону.

Отпрянуть его заставил запах, а вовсе не то, что он увидел. Чтобы замедлить разложение и приглушить запах, в сундук была насыпана соль.