— Чего тут думать, — вымученно произнес старик. — Открой любую газету, включи телевизор… Только об этом и речь. Все последние известия — это сводки боевых действий.
— Но как рвануло! — произнес доминошник почти с восторгом. — Ты слышал, как рвануло?
— А как же… Почти на моих глазах.
— Посмотри на этот бензобак! Развернуло так, что на розочку стал похож… Во все стороны лепестки! — продолжал восхищаться доминошник.
— Черные лепестки, — пробормотал старик.
— А знаешь, сколько стоит такая машина? Если в долларах, то тысяч сорок, не меньше. Сорок тысяч! — ужаснулся доминошник, напугав самого себя. — А если перевести в рубли… Сотни миллионов! Понял?! Сотни миллионов. Если все ветераны нашего района скинутся по годовой пенсии… Не хватит. А этот хмырь болотный, — тощий мужичонка кивнул на то место, где недавно лежал Борис, — купил. И я скажу тебе, Иван Федорович, не на последние купил. На последние деньги такие игрушки не покупают! Понял?
Старик уходил домой подавленный. Радостного, торжествующего чувства возмездия, которого ждал и к которому стремился, не ощущал. Он не привык делать зло, мстить. Хотя и убеждал Катю, что месть — это прекрасно, он и сам в это верил, на самом деле месть оказалась работой тяжелой. Он шел сгорбившись, с трудом передвигая ноги, но на этот раз не притворялся, сегодня это было его истинное состояние. Вид развороченной машины, от которой поднимался дым, лежащий в стороне Борис с обгоревшим ухом и черным затылком, толпа людей, перед которыми он вынужден притворяться…
К этому он не привык.
Поднявшись в квартиру, старик прошел на кухню, присел к столу да так и остался сидеть, подперев голову рукой. Но когда позвонила Катя, встрепенулся, потер лицо ладонями, постарался привести себя в приветливое состояние и пошел открывать дверь.
Катя вернулась радостная, на ходу поцеловала старика в щеку, легкой походкой прошла на кухню и принялась разгружать сумку. Во всем ее поведении чувствовалась почти прежняя легкость, не было угнетенности, к которой старик начал уже привыкать, исчезла сосредоточенная, почти угрюмая замкнутость.
— Никак премию выдали? — спросил старик.
— Держи карман шире! — рассмеялась Катя. — Слушай, деда, а помнишь, ты говорил, что в среду меня отпустят печальные воспоминания, помнишь?
— Ну? — настороженно спросил старик, не зная, подтвердить ли ему собственные слова или отказаться от них.
— Отпустили!
— Ну и слава богу.
— А ты откуда знал?
— Поживешь с мое, тоже будешь знать, — проворчал старик, но почувствовал — и ему стало легче. Значит, все правильно, значит, сожалеть не о чем. И те древние знания, которые вдруг возникли в нем недавно, оказались верными — кровь лучше всего смывается кровью. За все надо платить. Я могу назначать цену, и я ее назначил. А вы, господа хорошие, платите. Что сами потребляете, тем и платите. А то ишь, деньгами решили откупиться… Тут никаких денег не хватит. Взяли у человека молодость — расплачивайтесь собственной молодостью, взяли будущее — платите своим же будущим… Раньше это тоже знали, хотя выражались короче — зуб за зуб.
* * *
Полковник Пашутин долго стоял перед развороченной взрывом машиной, заходя то с одной стороны, то с другой. Над обгорелым металлом еще поднимался слабый дымок, даже на расстоянии чувствовался жар разогретых деталей. Внутренности машины были обнажены, все было на виду, перед глазами — как вскрытый труп лежал перед полковником. Гора рваного, обгорелого металла ничем не напоминала ту красавицу, которая сверкала у подъезда еще утром.
Пашутин знал, что за ним наблюдают десятки глаз, но старался не обращать ни на что внимания. Он был озадачен, а если уж говорить точнее, испуган. Подобного полковник не ожидал. И по опыту своей работы знал, что взорванная коленка и взорванная машина — одна цепь событий.
Несмело приблизился и остановился в сторонке один из доминошников — полупьяный мужичок в клетчатой рубахе, который вечно толокся во дворе с утра до позднего вечера и, конечно, все знал, обо всем имел самые свежие и достоверные сведения.
— Что тут случилось? — спросил его Пашутин.
— Бак взорвался, бензиновый бак, — охотно пояснил мужичок и только после этого решился подойти поближе, остановиться рядом с полковником. — Говорят, хваленая западная техника… Ха! И у них не все, значит, решено, не все отлажено, а? Взрываются баки-то?
— Взрываются, — Пашутин подошел к тому месту, где должен был находиться восьмидесятилитровый бак «Опеля», присел. Не торопясь, внимательно осмотрел каждый лепесток, каждый завиток черной розочки. Его полноватое, гладко выбритое лицо выражало крайнюю озабоченность. То ли увидел то, на что другие не обратили внимания, то ли искал подтверждение собственным мыслям, но смотрел он уже иначе, нежели потрясенный прохожий, это уже был холодный взгляд профессионала. Пашутин попытался отогнуть искореженный взрывом кусок заднего крыла, но это ему не удалось. На помощь пришел мужичок, и вместе они отогнули крыло.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу