Кит МакКарти - Пир плоти

Айзенменгер просиял:

— Ну да! Именно так все и было! Потому-то она и прогнала Фурнье — ей надо было вернуться в музей по договоренности с Билротом.

— И таким образом, Билрот опять оказывается под подозрением! — констатировала Елена. — Он был на месте преступления в промежутке между десятью часами вечера и двумя ночи.

— А это ничего не меняет, — возразил Айзенменгер. — Мы и без того знали, что он был там вечером. Кто там еще был — вот вопрос.

— Итак, Никки где-то около десяти возвращается в музей, чтобы встретиться с Билротом, — продолжил развивать свою версию Джонсон. — Они занимались сексом, причем, как мы предполагаем, с ее согласия в уплату за наркотики.

Официант предложил им еще кофе, но утвердительно на это предложение ответил лишь Айзенменгер.

— И что потом? — нетерпеливо спросила Елена.

— Потом Билрот уходит, и на сцене появляется третье лицо. Убийца. Причиной убийства является шантаж, а весь этот кровавый спектакль объясняется желанием скрыть свидетельство беременности девушки.

— И в качестве эффектного жеста под занавес он совершает акт некрофилии, — произнес Айзенменгер настолько сухим тоном, что ему, казалось, пора срочно промочить горло.

— Таким образом, у нас остается только двое подозреваемых: Рассел и Гамильтон-Бейли, — оживилась Елена.

— Нет, — отрезал Джонсон. — Таким образом, у нас остаются тысячи подозреваемых.

Елена и Айзенменгер недоуменно уставились на него.

— Откуда взялись эти тысячи? — первым нашелся Айзенменгер.

— После того как Билрот впустил Никки Экснер в музей, а сам ушел, она могла открыть дверь кому угодно. Любому. Круг подозреваемых больше не ограничивается теми, у кого был ключ.

После этих слов вид у Елены сделался совершенно обескураженный. Она жалобно застонала, но Айзенменгер не стал брать с нее пример. Джонсон, конечно, был прав, но Айзенменгер был абсолютно уверен, что в ту ночь вместе с Никки Экснер в музее находился отнюдь не посторонний.

Елена вернулась в контору в глубокой задумчивости. На нее обрушился такой фонтан информации, что теперь она не знала, как с ней поступить. Было ясно, что версия, выдвинутая полицией, не выдерживает никакой критики, но доказать, что Тим Билрот невиновен, и тем более схватить за руку Беверли Уортон, ни она, ни Джонсон не могли.

И еще этот Айзенменгер. Елена была совершенно не в состоянии разобраться в чувствах, которые испытывала к нему. Чем ближе она узнавала доктора, тем большее возмущение он у нее вызывал, но чем сильнее было ее возмущение, тем больше она находила в нем черт, которые ей все-таки нравились.

Когда она вернулась к жизни после гибели семьи, то время от времени заводила знакомства с мужчинами, но ни один из них не оставил в ее душе заметного следа. И эти отношения никогда не сопровождались физической близостью, словно все ее поклонники не отвечали каким-то критериям, выработанным Еленой. Конечно, эти мужчины были довольно привлекательны внешне и вполне представительны; ее родители, наверное, сочли бы их подходящей партией. В большинстве своем они были во всех смыслах интереснее Айзенменгера, но никто из них не заинтересовал ее так, как это удалось доктору. Он обладал чем-то особенным, что незаметно разрушило все возведенные ею защитные укрепления.

Но Елена никак не могла определить, чем особенным был наделен этот человек. Она видела, что доктор умен, проницателен, остер на язык и довольно своенравен, а также немного замкнут и очень раним. Но ни одна из этих черт сама по себе не могла объяснить ей, чем Айзенменгер был так притягателен для нее. Некоторые из качеств доктора (в первую очередь ранимость) должны были, скорее, оттолкнуть ее, но все вместе они составляли нечто целостное, что было гораздо больше суммы составляющих.

Елене пришлось признать, что Айзенменгер, знает он об этом или нет, обладал несомненной притягательностью.

Вздохнув, она прошла в свой кабинет. Она устала и хотела спать, но ее ждала работа.

Выйдя из ресторана, Джонсон и Айзенменгер расстались. Первый поехал домой, второй же направился к станции метро, чтобы добраться до центра. Ему надо было прикупить кое-что из одежды — Мари нанесла его гардеробу ощутимый урон. День уже клонился к вечеру, снова пошел дождь, и город окутала серая мгла. Опустив голову, чтобы ветер не дул в лицо, Айзенменгер брел по улице, думая о разных вещах, но в основном о Елене. Почему с ней так трудно? Или она становилась такой колючей только в его обществе? С Джонсоном, например, она держалась гораздо ровнее. Неужели она полагает, что стоит только ей хоть немного расслабиться, как ее неизбежно настигнут всевозможные несчастья — сексуальное домогательство, насилие, нравственное падение и преждевременная смерть? Что творится в ее душе?