Кит Маккарти - Тихий сон смерти

Передвигаться по дому старику с каждым днем становилось все труднее: холод проникал в его дряхлое тело все глубже, а сырость ощущалась все болезненнее. Сквозняки, каждую ночь провожавшие старика в постель, от вечера к вечеру оказывались все более пронзительными, а их шепот — все более зловещим. Казалось, сам дом сделался его врагом. Старик знал, что скоро ему придется перебраться из спальни вниз, на первый этаж, и тогда, по крайней мере, не нужно будет карабкаться по шаткой лестнице, где перегорела лампочка, заменить которую у него уже не было сил, словно он превратился в какого-то калеку. В прошлом месяце он дважды падал на тех ступеньках, к счастью (или наоборот) не убившись при этом насмерть, что разрешило бы разом все его проблемы.

Старик присел за лабораторный стол и принялся торопливо помечать что-то в компьютерных распечатках. Он провел уже не один день за этой работой и намеревался продолжать ее до тех пор, пока лекарство не будет наконец найдено. Он не сомневался, что находится в нескольких шагах от развязки, но вот от какой развязки — от неудачи? Неудача означала смерть.

Прошло уже несколько месяцев с того дня, когда он наконец набрался смелости и повторил анализ, тем самым открыв для себя правду. С тех пор он не переставая размышлял о том, как распорядиться этой правдой. Рассказать? Скрыть? Продолжать работать как ни в чем не бывало? Поначалу он думал, что ответить на этот вопрос будет нетрудно. Его деятельной натуре было свойственно отдаваться работе целиком, он посвящал последнему шагу все время и все деньги, чтобы хоть как-то восполнить потери. Теперь же старика беспокоило одно: правильно ли он поступил, не сообщив никому о своем открытии? Верно ли он сделал, промолчав, не следовало ли вовлечь и всех остальных в страшный круг тревожного ожидания — круг, в котором вопросов пока было больше, чем ответов? Краешком своего сознания старик понимал, что мысль, будто он, и только он, способен решить внезапно возникшую проблему, есть не что иное, как интеллектуальное тщеславие; но он не мог не понимать и другое: его друзьям было бы лучше до поры до времени пребывать в неведении — ради сохранения покоя и душевного равновесия.

Старик догадывался, что ему осталось немного — здоровье его с каждым днем ухудшалось: теперь от долгого сидения у него отекали лодыжки, да и дышать — если не подтыкать себе под бока подушки — он мог с трудом. Как-то раз он даже потерял сознание, и в тот момент в висках его прерывисто застучал пульс, мир вокруг посерел, но мозг сработал четко: старик понял, что умирает. Но тогда все обошлось.

Следовало бы сходить к врачу, старик даже знал, к кому именно можно было бы обратиться, но встрече с доктором мешала самая что ни на есть банальная трусость. Если у него вот так в один прекрасный день само собой перестанет биться сердце, тогда не придется опасаться смерти от руки более страшного, более изощренного убийцы, нежели старость, не придется пережить то, что, вероятно, предстоит пережить остальным пятерым.

Поэтому он не обращал внимания на перебои в сердце и отдавал все силы работе, стараясь тем самым хоть как-то загладить зло, которое сам же принес в этот мир.

Жила она одна, с соседями практически не общалась, а потому и конец свой встретила в одиночестве. Если бы ее не хватились на работе, то она провела бы наедине со смертью куда больше времени — никто не помешал бы энтропии просочиться в ее тело, растворить его и превратить в газы и жидкости, тем самым вернув ее существо в лоно единой мертвой Вселенной.

Но, скорее всего, мертвой она пролежала лишь один день, пока Робин Тернер, начальник ее лаборатории, не надумал позвонить ей — как он потом утверждал, главным образом из-за ее запланированного доклада на семинаре, где она должна была рассказать о результатах своих исследований. И поскольку все решили, что несостоявшаяся докладчица просто-напросто заболела гриппом и осталась дома, звонок, оставшийся без ответа, вызвал у Тернера раздражение — даже если подчиненный болен, он должен связаться с начальником и сообщить, почему отсутствует на рабочем месте. Однако в глубине души Робин понимал, что причина его раздражения кроется не только, вернее, не столько в ее отсутствии. Когда на следующий день в восемь утра он позвонил ей снова и ответом ему, как и в прошлый раз, стали длинные гудки, Робин Тернер забеспокоился по-настоящему, хотя всеми силами старался скрыть свою тревогу от окружающих.