Жан-Кристоф Гранже - Присягнувшие тьме

По галерее я добрался до следующей двери. Если я правильно сориентировался, то это был вход в церковь. Рядом на столике лежал листок с надписью: «Укажите ваши пожелания. О них помянут в общей молитве». Я наклонился и прочел несколько строк: молитвы о дальних миссиях, об усопших…

– Здесь частная территория, – послышался голос у меня за спиной.

Позади стояла приземистая женщина, едва достигавшая моего локтя. На ней была черная шапочка, стягивавшая ей лоб, и темная пелерина.

– Приют закрыт на весь сезон.

– Я не турист.

Она нахмурилась. Очень смуглое лицо, азиатские черты, темные зрачки, напоминающие серые жемчужины в слизистых створках устриц. Точно возраст определить невозможно – наверняка больше шестидесяти. Что до национальности, я предположил, что она филиппинка.

– Вы историк? Богослов?

– Полицейский.

– Я уже все рассказала жандармам.

Она говорила гнусавым голосом, но без малейшего акцента. Я предъявил удостоверение и впридачу улыбнулся:

– Я приехал из Парижа. В деле возникли, скажем так, кое-какие проблемы.

– Сын мой, труп нашла я, так что я в курсе.

Я окинул взглядом внутренний дворик, делая вид, что ищу, где присесть:

– Не могли бы мы где-нибудь посидеть и поговорить?

Миссионерша даже не шелохнулась. Ее водянистые глаза неотступно следили за мной:

– Вы имеете отношение к религии?

– Я прослушал курс французской семинарии в Риме.

– Поэтому вас и направили сюда? Как специалиста?

Она произнесла это так, словно я был экзорцистом или парапсихологом, и я решил на этом сыграть.

– Именно так, – тихо произнес я.

– Меня зовут Марилина Розариас, – она схватила меня за руку и с силой сжала ее. – Я руковожу этим приютом. Подождите меня здесь.

Она скрылась за дверью, которую я не заметил. Пока я вдыхал запах истертого временем камня и разглядывал обитателей приюта, она появилась снова:

– Идемте со мной, я вам покажу.

Ее пелерина хлопнула, будто крылья летучей мыши. Через минуту мы уже были снаружи и шли, преодолевая порывы горного ветра. От дыхания в морозном воздухе образовывались облачка пара, словно материализуя наши сокровенные мысли. Нам предстояло взобраться на скалу, нависавшую над монастырем. Марилина храбро поднималась по крутой тропинке, где вместо ступенек были бревна.

Через десять минут мы добрались до подлеска из молодых елей и березок, в котором то тут, то там проглядывали замшелые скалы. Мы шли вдоль горной реки. Ветви деревьев и выступающие из воды верхушки камней были покрыты мхом, похожим на зеленый бархат. Тропинка стала шире, показалась рыжеватая земля и вездесущие черные ели. Мало-помалу шелест вершин заглушил рев потока.

– Мы почти пришли! – прокричала Марилина. – Здесь, на скале Рэш, самая высокая точка парка и водопада!

Показалась пологая поляна, с которой открывался вид на пропасть. У наших ног лежал монастырь, я узнавал места, которые видел на фотографиях патологоанатома.

Марилина подтвердила мои предположения, показав пальцем:

– Тело лежало вон там. На краю скалы.

Мы спустились по склону. Трава была жесткой, как на поле для гольфа.

– Вы каждое утро приходите сюда для молитвы?

– Нет, я просто прогуливаюсь по тропинке.

– Как же тогда вы обнаружили тело?

– Из-за зловония. Я подумала, что там лежит падаль.

– В котором часу это было?

– В шесть часов утра.

– Так это вы опознали Сильви Симонис? – догадался я.

– Ну конечно. Лицо совсем не пострадало.

– Вы ее знали?

– В Сартуи ее все знали.

– Я хочу сказать: лично?

– Нет, но убийство ее дочери ужаснуло весь район.

– Что вам известно об этом первом убийстве?

– А что я, по-вашему, могу об этом знать?

Воцарилось молчание. Смеркалось. В воздухе повис снежный туман. Я бы с удовольствием закурил, но так и не решился, – наверное, из-за сакрального характера этого места, где совершилось гнусное преступление.

– Я слышал, что тело было повернуто к монастырю.

– Да, естественно.

– Почему же «естественно»?

– Потому что этот труп был провокацией.

– Чьей?

Она спрятала руки под пелерину. Ее коричневое морщинистое лицо напоминало кусок черного кварца.

– Дьявола.

«Вот оно!» – подумал я. Мысль была нелепой, но я ощутил некоторое облегчение: враг был назван, хотя без предрассудков не обошлось.

Я постарался говорить подобающим случаю языком:

– Почему дьявол выбрал именно ваш парк?

– Чтобы осквернить наш монастырь. Изгадить его. Как теперь здесь молиться? Сатана оставил после себя запах тлена.