Жан-Кристоф Гранже - Присягнувшие тьме

Он сжимал мои пальцы и медленно водил металлическим крюком по моему лицу, словно проверяя, насколько оно нежное.

Доля секунды вместила в себя тысячу впечатлений. Я разглядел все. Длинные волосы. Шрамы. Респиратор, закрывавший дыру, зиявшую на месте носа. Я видел, как зависает надо мной крюк с ременным креплением.

Металлический коготь со свистом разрезал туман. Я нырнул в белизну, чтобы уклониться от удара. Меня пронзила боль, идущая от плеча и взорвавшаяся под ребрами. Я выронил пистолет. Рот наполнился вкусом железа.

Негодяй второй раз занес надо мной оружие, но промахнулся и угодил в куст. Не ощущая ничего, кроме жгучей боли, я бросился на крюк и придавил его своим раненым плечом, увлекая злодея в своем падении. Несмотря на потерю крови и бившую меня лихорадку, я схватил обеими руками его запястье и, прижав коленом, так вывернул, что кость отвратительно хрустнула.

Я тут же отполз подальше. Убийца повернулся ко мне. Его пальто распахнулось, обнажив голую грудь. Кожа у него на теле так истончилась, так высохла, что казалась прозрачной. Было даже заметно, как пульсирует под этой рыбьей чешуей сердце. Я заполз под куст и нашел отлетевший туда крюк с ременным креплением. Я вцепился в него обеими руками и, глубоко порезав ладонь, повернул. Монстр уже снова ринулся в атаку, потрясая левой рукой с крюком.

Он бросился на меня. Я вмазал ему ступней по голени. Он полетел вперед рыбкой. Подняв свое оружие, я нацелился в его бьющееся сердце и зажмурился. Железное острие вошло в тело. Я почувствовал, как вскрылась артерия. На меня хлынула кровь. Я разжал веки и увидел прямо против себя жуткую рожу без респиратора, из всех отверстий которой с бульканьем лезли багровые пузыри. Я закусил губу, чтобы не взвыть, и откатился в сторону.

Монстр скрючился, сотрясаясь в агонии. Прямо у себя под боком я обнаружил Манон, в ужасе прижавшуюся к дереву. Я изо всех сил сжал ее в объятиях, чувствуя, как сотней огненных щупальцев меня охватывает боль. Сквозь стук крови в висках я различил шуршание удаляющихся по гравию шагов. «Невольники» ничего не видели, ничего не слышали. Они продолжали свой марш!

Где-то на земле валялся мой «глок». Я стал шарить вокруг и наткнулся на его рукоятку. Сунул оружие в карман и огляделся. Никого. Мы победили. Но рано было торжествовать. Снова под чьей-то тяжестью заскрипел гравий, и показались два неясных силуэта с мерцавшими в тумане белыми воротничками.

Священники.

Люди Замошского, которые искали нас по всему саду.

В ту же секунду по нашим ногам скользнула полоса света. Фары автомобиля. Значит, мы всего в нескольких метрах от проезжей части. Настоящая улица с настоящими автомобилями!

Я схватил Манон за руку, и мы продрались сквозь кусты, отделявшие нас от обыкновенного человеческого мира. Когда листва сомкнулась за нами, я представил себе, какая битва произойдет в Плантах.

Сатанисты против Божьего воинства.

Апокалипсис от Замошского.

Жить вопреки смерти.

Напрасно я повторял слова Замошского: «Началась война», это было слабым утешением. Кто отпустит мне грехи за всю пролитую кровь? Когда закончится эта бойня?

Мы находились в VIP-зале аэропорта Кракова. Слишком громкий титул для этого весьма мрачного помещения. Анемичное освещение, поломанные сиденья, потрескавшаяся бетонная площадка за грязными стеклами… Но все это действовало ободряюще. Хотя после того, что мы пережили, самая унылая обстановка подействовала бы ободряюще.

Самолет на Франкфурт вылетал около 15 часов. После пересадки в 19 часов мы приземлимся в Париже, в аэропорту Шарля де Голля. Когда стюардесса рассказала все это мне, я готов был ее расцеловать. Для нас ее слова имели совсем особый смысл: нам удалось сбежать!

Свернувшись клубочком в моих объятиях, Манон продолжала пребывать в прострации. Она все еще, как и я, была пропитана туманом. В этой влаге, которая не желала с нами расставаться, материализовалось наше отчаяние. Я закрыл глаза и испытал странное умиротворение, чувствуя, как действует обезболивающее.

Прежде чем ехать в аэропорт, мы заскочили к врачу. Он обработал мне плечо. Крюк глубоко, до самой ключицы, вошел в ткани, но не сломал кость и не перерезал никаких мышц. После укола противостолбнячной сыворотки – я рассказал, что упал на борону, – доктор наложил мне шов, а затем зафиксировал плечо бинтами почище, чем гипсом. По его словам, осложнений опасаться не следовало. Только одно строгое предписание: полный покой. Я согласился, думая о Париже и о том, какая выпадет карта.