Жан-Кристоф Гранже - Присягнувшие тьме

Через два часа я катил к Отель-Дье, все еще переполненный пережитым. Манон. Ее руки на моем теле. Биение крови. Последние мгновения. На ее ласки откликнулись неведомые мне самому точки, нечувствительные прежде участки кожи. Нежная и совершенно незнакомая мне акупунктура любви…

Люка Субейра перевели в другое отделение.

Конец ощущению, что смерть где-то рядом, синему свету, одноразовой одежде медперсонала. В большом белом коридоре за стеклянными дверями просторные боксы. Внутри пациенты опутаны трубками и датчиками, но под резким неоновым освещением.

Идя по коридору, я наконец вернулся к реальности. Я увижу Люка, живого и в сознании. Когда я узнал его через стеклянную дверь, то чуть не закричал. У него еще были трубки в носу, электроды на шее и висках, и он выглядел истощенным. Но он смотрел осмысленным взглядом.

Я бросился к нему. В порыве радости я сжал его обеими руками:

– Дружище. Я так…

– Я его видел.

Я онемел. Его голос был как шелест дыхания. Он прошептал снова:

– Я его видел, Матье. Я видел дьявола.

– Теперь закройте глаза.

Люк с обнаженной грудью полулежал в кресле с откинутой спинкой. Обритый череп был весь усеян электродами, улавливавшими колебания излучаемых мозгом волн. Под пластырями, покрывавшими его грудь, скрывались датчики, фиксировавшие частоту сердечных сокращений, интенсивность мускульных вибраций, гальваническую реакцию кожи (по-английски GSR – galvanic skin response, как мне объяснили), то есть электрические микротоки, испускаемые эпидермисом.

– Вы расслабляетесь. Вы постепенно начинаете ощущать каждую клеточку вашего тела.

Левый бицепс Люка был обхвачен обшлагом тонометра. Инфракрасный датчик в виде кольца на пальце контролировал уровень насыщения организма кислородом. Эта аппаратура должна была не только улавливать физиологические изменения во время эксперимента, но и сигнализировать об опасности: Люк вышел из комы, но его состояние оставалось неустойчивым.

– Ваши члены расслабляются. Ваши мышцы делаются ватными. Напряжение уходит.

Через несколько дней после моего визита Люк потребовал, чтобы его с помощью гипноза погрузили в пережитое им психическое состояние – и при свидетелях. Ему хотелось еще раз, по памяти, достигнуть «того берега» и чтобы каждая деталь была запротоколирована.

Эрик Тюилье, невропатолог, который лечил его в Отель-Дье, отказался – слишком рискованно. Но Люк настаивал, и один психиатр по имени Паскаль Зукка, главный врач клиники в Вильжюиф, согласился. По его мнению, сеанс мог оказаться даже спасительным, ибо катарсис порой лечит психические травмы. Тюилье капитулировал. С обязательным условием, что все будет происходить в Отель-Дье, в его отделении и под его надзором.

– Ваши руки, ваши ноги тяжелеют…

Был четверг, 14 ноября. Из наблюдательной кабины я через стекло смотрел на своего лучшего друга, бледного как мел, потерявшегося среди датчиков и проводов. Очередное заблуждение…

Люк находился в центре большого пустого зала, обшитого металлическими панелями и выстеленного звукопоглощающими плитами и светлым линолеумом. Слева от него стоял столик на колесиках, на котором были разложены ампулы, шприцы и электрический дефибриллятор. Перед ним, повернувшись к нам широкой спиной, сидел Паскаль Зукка в белом халате. Своей напряженной позой он напоминал тренера по боксу, дающего последние советы своему чемпиону. Сцену снимали несколько камер.

Я посмотрел на своих соседей. Судебный следователь Корина Маньян, приехавшая в командировку из Безансона по собственному поручению. Рядом с ней – Эрик Тюилье, не спускавший глаз с мониторов. Чуть поодаль – психиатр, чьего имени я не разобрал, – его Маньян прихватила с собой в качестве эксперта. Эксперта в какой области? Этот сеанс был комедией.

Позади этой троицы маячил Левен-Паю, дивизионный комиссар Наркотдела, пришедший проверить, не подвергнут ли пыткам его лучшего сотрудника. Притулившись в тени, секретарь Маньян делал записи, а медперсонал суетился вокруг мониторов и клавиатур компьютеров.

Но кто заслуживал тут особого внимания, так это сидевший справа от всех особо приглашенный Люком священник. Он представился: отец Кац, каноник Парижской епархии, специалист по экзорцизму, доверенное лицо Папской курии. Человек в черном крепко сжимал в руках красную книжечку – «Римский требник». Я не мог поверить, что Люку удалось вовлечь всех нас в свой бред.