Дэвид Хьюсон - Вилла загадок

– Так что же нам делать? Что должна делать полиция, если идет такая война?

Фальконе испепелил его взглядом.

– Наши люди наблюдают за домом Уоллиса?

– Нет. Этим занималась ДИА.

– Да, конечно, – задумчиво кивнул Фальконе. – Ты помнишь, что сказал Уоллис?

– Каждое слово. Но все равно напомни.

– "Война – естественное состояние человечества".

– Чушь! – запротестовал Перони. – Летаргия – вот естественное состояние человечества! Ты только посмотри на весь этот ужас! Что в нем естественного?

– Ничего, – взглянув на часы, согласился Фальконе. – И в то же время все – если у тебя есть этот "сумасшедший ген". Мы все видим неправильно, Джанни. Пытаемся найти рациональное объяснение иррациональным вещам.

Перони похлопал его по плечу:

– Вот видишь! Оказывается, ты можешь говорить как прежний Фальконе – когда захочешь. Может, займемся своей работой? Таким, как мы, здесь не место. В больницу ты можешь позвонить и попозже. У нас есть дело. Более того... – Он указал на стоявших через дорогу людей, у которых был явно расстроенный вид. – Уверен, что твое присутствие обязательно.

Фальконе кивнул и двинулся навстречу начальству. Сидя на капоте машины, Перони закурил еще одну сигарету, обдумывая то, что сейчас услышал. С другой стороны улицы гремел мрачный голос инспектора. Он кричал на этих людей, доказывая свою правоту, и это звучало музыкой в ушах Перони. Фальконе не сдается, и эта черта характера делает его незаменимым. Бесценным. Именно поэтому его люди пойдут за ним куда угодно, хотя часто терпеть его не могут.

В искусственном свете телевизионных софитов проплыли носилки. Ракеле д'Амато несли к машине "скорой помощи", вокруг теснились люди, один из которых держал в руке капельницу. Перони смог разглядеть ее лицо – она была без сознания. И честно говоря, выглядела мертвой. Он снова вспомнил слова Фальконе и свое четкое ощущение: Ракеле Д'Амато не похожа на женщину, у которой есть мужчина. Она просто сказала: "Отстань, Лео". И ничего больше.

Из-за своей неопытности в подобных делах Фальконе этого не понял.

А теперь он провожает взглядом носилки, с бесстрастным лицом разговаривая с людьми в темных костюмах. Затем, тихо бормоча проклятия, идет к машине "скорой помощи".

– Она в хороших руках, Лео, – подойдя к нему, сказал Перони.

– Я знаю.

Мысли Фальконе витали где-то далеко. Перони не знал, радоваться этому или огорчаться.

– Так что они сказали?

Фальконе одарил его холодным взглядом.

– Хорошо, хорошо, – согласился Перони. – Глупый вопрос. Они сказали: давай исправляй всю эту муру. Я понял.

Фальконе мрачно посмотрел на темные костюмы, забиравшиеся обратно в свои машины.

– Не важно, что они сказали. Мне нужна девочка Джулиус. Есть какие-нибудь новости от Косты?

– Пока нет.

– Свяжись с ним.

И Перони начал звонить. Он звонил и звонил, все больше раздражаясь из-за многого: тупика в расследовании, неуверенности Фальконе, собственного смятенного состояния. А затем он связался с дежурной частью, чтобы узнать, не давал ли о себе знать Коста.

Дежурная не могла поверить собственным ушам.

– Да вы знаете, что сегодня творится в городе, детектив? У меня бомбы. Люди жалуются на стрельбу в Сан-Джованни. И вы хотите, чтобы я выясняла, в каком баре торчит ваш напарник?

– Он не пьет! – рявкнул в трубку Перони.

Хотя сейчас, может, и пьет. Возможно, им всем надо напиться. Возможно, хоть что-то наконец обретет смысл, если взглянуть на него сквозь туман, навеянный красным вином.

– Ну конечно! – огрызнулась дежурная. – Он, наверное, пошел на репетицию церковного хора!

Джанни Перони слушал короткие гудки и прикидывал, что же ему делать. Но тут он вспомнил о словах дежурной, и мозги вновь пришли в движение.

– Черт! – пробормотал Перони.

– Что там еще? – поинтересовался Фальконе, отводя взгляд от машины "скорой помогли", уносившейся вдаль по узкой улице под завывание сирены и мигание огней.

– Не знаю, – ответил тот. – Вроде в Сан-Джованни какая-то заваруха. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Черки проходит под крутым откосом Палатинского холма, пролегая от находящейся за Капитолием Тарпейской скалы до ведущей к Колизею оживленной современной улицы.

Сан-Грегорио. Надеясь, что поступивший сигнал куда-нибудь его приведет, Ник Коста припарковал машину возле пустого пространства, где некогда находился "Циркус Максимус". По ночам это было весьма сомнительное место, прибежище бомжей и наркоторговцев, скрывавшихся в темных углах, подальше от властей.