Джонатан Келлерман - Ледяное сердце

— Для вас хорошо, что Генри перевели, Олив. Чино гораздо ближе, чем Сан-Квентин, что упростит посещения. А ведь вы регулярно ездите туда. Каждые две недели, как часы. Ну и как он поживает? Старая проблема с кровяным давлением под контролем?

Олив обернулась. Казалось, она вот-вот плюнет Петре в лицо.

— А вам какое до этого дело?

— Чино также значительно безопаснее, — продолжала Петра, — если принять во внимание то, что Армандо Гусман, двоюродный брат жертвы Генри, сидит в Квентине и занимает солидное положение в шайке «Ватос-логас». Получается, что в Квентине полным-полно бандитов из «Ватос-логас», но лишь немногие очутились в Чино, поэтому выделить среди них такого человека, как Генри, там легче. Но мне сказали, что Чино переполнен заключенными. Вот такая ситуация, и никогда не знаешь, когда она изменится.

— Вы не можете. — Враждебное выражение лица сменилось жалобным.

Петра улыбнулась.

Щеки у Олив Джилуайт затряслись. Надо полагать, жизнь с такой ведьмой доставляла Генри истинное удовольствие. К тому же постоянные встречи с любителями транзисторных приемников.

— Вы не можете, — повторила Олив Джилуайт.

— Дело в том, что Генри, осужденный за убийство, несмотря на возраст и гипертонию, особой симпатии у тюремного начальства не вызовет. То, что он отказывается от консультаций психиатра, не прибавляет ему пунктов за хорошее поведение. Упрямец этот ваш Генри.

— Что вам нужно? — спросила Олив.

— Ящик двести сорок восемь. Что вы помните?

— Неудачник, — ответила Олив. — О'кей? Как и все они. С какими еще клиентами я, по-вашему, имею дело? С кинозвездами?

— Расскажите подробнее об этом неудачнике. Как он выглядел? Как расплачивался за ящик?

— Он… молодой, худощавый, высокий. Большие очки. Плохая кожа. Из тех, кого называют занудами. Настоящий гомик.

— Педераст? — Да.

— Почему вы так подумали?

— Я не думаю, я знаю. У него всякая голубая чепуха в ящике. — Олив презрительно улыбнулась.

— Журналы для голубых?

— Нет, приглашения от папы римского. Конечно, журналы. Как по-вашему, для чего все это? — Она указала в сторону стены, загроможденной коробками. — Библии приходят не часто.

Олив рассмеялась, и Петра почувствовала, что от нее пахнет можжевеловыми ягодами. Полуденная порция джина.

— Он говорил вам, как его зовут?

— Не помню.

— Но какое-то имя он называл?

— Ему пришлось заполнить бланк.

— Где этот бланк?

— Его нет. Как только у ящика появляется новый абонент, я выбрасываю старые бумаги. Считаете, у меня есть место для их хранения?

— Как удобно.

— Да. Можете как угодно угрожать мне, но факт остается фактом. — Олив тихо выругалась, и Петра по губам догадалась, что та сказала: «Сука ты трахнутая». — Вам, так называемому офицеру так называемых правоохранительных органов, должно быть стыдно за угрозы в мой адрес. Я пожалуюсь вашему начальству. Да, так я и сделаю.

— О каких угрозах идет речь? — осведомилась Петра.

— Переполнение. Положение изменяется.

— Не вижу в этом никаких угроз, мадам, но вы можете жаловаться на меня кому угодно. — Петра показала удостоверение личности. — Вот номер моего значка. — Олив пожирала глазами значок. — Как назвал себя голубой?

— Не помню.

— Попытайтесь вспомнить.

— Не помню я… что-то русское. Но он не русский. По-моему, он шизик.

— Он поступал как шизик?

— Конечно. Он приходил, нес чепуху, трясся, и ему чудились марсиане. — Петра не прерывала ее. — Он извращенец, понимаете? Что я, по-вашему, должна быть психиатром? Он был заторможенный, неразговорчивый, постоянно смотрел вниз. Это меня устраивало. Плати денежки, забирай свои дерьмовые секретишки и уматывай отсюда ко всем чертям.

— Как он расплачивался?

— Наличными. Как большинство из них.

— Помесячно?

— Нетушки. У меня проблемы с местом. Хочешь иметь место, гарантируй трехмесячное пользование. Именно так я с него и получала.

— За три месяца?

— С других я требую более надежной гарантии.

— С кого же?

— С тех, с кого, как мне кажется, денег не получишь.

— Он был одним из них?

— Возможно.

— Долго ли он пользовался абонентским ящиком?

— Пару лет.

— Часто ли приходил?

— Я очень редко видела его. Мы открыты круглые сутки. Он приходил по ночам.

— Вы не боитесь воровства?

— Я полностью очищаю кассовый аппарат, все закрываю на замок. Воры хотят стащить несколько центов, кого это беспокоит? Слишком много мелкого воровства. Я поднимаю цены за пользование ящиком, и они это знают. Так что ведут себя как надо. Это капитализм. Встреча Генри с транссексуалом произошла поздно ночью. Петра представила себе, как Олив дома, в Палмдейле, лежит на двуспальной кровати. Чем она объясняла отсутствие Генри? Тем, что пошел в ближайшую таверну выпить пару кружек пива?