Джонатан Келлерман - Ледяное сердце

Его кабинет был раза в три меньше, чем у Мартин, и за счет темно-коричневых стен выглядел мрачновато, пока Шулль не поднял жалюзи над единственным узким окном. Свет загораживал массивный сучковатый ствол дерева, и Шуллю пришлось включить электричество.

В колледже «Чартер» преподаватели явно стояли на разных ступенях иерархической лестницы. Рабочий стол Шулля и книжные полки в его кабинете, выдержанные в стиле датского модерна, были из ДСП. Серые металлические стулья для посетителей. Никакого калифорнийского импрессионизма — лишь две афиши, посвященные выставкам современного искусства в Нью-Йорке и Чикаго.

Позади стола косо висели два диплома в черных рамках. Диплом о получении пятнадцать лет назад степени бакалавра в колледже «Чартер» и степени магистра в Вашингтонском университете — четыре года спустя.

Шулль бросил свой рюкзак в угол и сел.

— Кевин Драммонд… ну и ну.

— В чем состояла его эксцентричность?

Он положил ноги на стол, а руки — за голову. Под рыжей копной волос виднелся крупный шишковатый череп. — Вы, как я понимаю, убийцей этого парня прямо не называете?

— Ни в коем случае. Просто его имя появилось в процессе следствия.

— Каким образом?

— Хотел бы я это вам сказать.

— Это нечестно, — ухмыльнулся Шулль.

— Что вы можете рассказать о нем?

— Вы психолог? Вас послали, поскольку заподозрили, что у Кевина расстроена психика?

— Иногда полиция считает, что я нужен им для решения специфических задач.

— Невообразимо… ваше имя кажется мне знакомым, сам не знаю почему.

Я улыбнулся, Шулль улыбнулся мне в ответ.

— Ну хорошо, об эксцентричности Кевина Драммонда… Начнем с того, что он был замкнут. По крайней мере я это замечал. У Кевина не было друзей, он не участвовал в мероприятиях кампуса. Но ничего пугающего. Тихий. Задумчивый. Средних способностей, не проявлял активности в общественных делах.

— Часто ли вы с ним встречались?

— Время от времени я консультировал его по программе обучения. Кевина словно гнал ветер… Казалось, в колледже ему не нравится. Впрочем, в этом нет ничего необычного. Многие ребята чувствуют то же самое.

— Подавленность?

— Вы психиатр, — заметил Шулль. — Впрочем, да. Именно так я и сказал бы. Сейчас, думая об этом, я вспоминаю, что никогда не видел его улыбающимся. Я пытался вызвать Кевина на разговор. Но он был не очень словоохотлив.

— Напружиненный? Шулль кивнул.

— Безусловно напружиненный. Серьезный парень без чувства юмора.

— Чем он интересовался?

— Ну, я назвал бы поп-культуру. Что можно отнести к половине наших студентов. Они продукт воспитания.

— Что вы имеете в виду?

— Дух времени, — пояснил Шулль. — Если бы ваши родители были подобны моим, вам привили бы тягу к книгам, к театральному искусству. Нынешнее поколение студентов скорее всего воспитывалось в семьях, где основное развлечение — телевизионные передачи. Привить человеку способность оценивать искусство посредством джаза — дело довольно трудное.

Мое детство сопровождалось тишиной и потреблением джина.

— Какие аспекты поп-культуры интересовали Кевина? — спросил я.

— Все. Музыка, живопись. В этом отношении он вполне соответствовал программе кафедры. Элизабет Мартин требует, чтобы мы применяли целостный подход. Искусство как всеобщая категория; соприкосновение мира искусства с прочими аспектами культуры.

— Средних способностей…

— Не просите меня рассказывать о его оценках. Это безусловное табу.

— А приблизительная оценка?

Шулль подошел к закрытому деревом окну, почесал затылок, ослабил галстук.

— Мы вторглись в щекотливую тему, друг мой. Колледж сохраняет в тайне сведения об успеваемости студентов.

— Справедливо ли назвать его посредственным студентом? Шулль тихо засмеялся.

— О'кей, давайте сойдемся на этом.

— Менялись ли его оценки с течением времени? ч — Помнится, был спад прилежания к концу обучения.

—Когда?

— В течение последних двух лет.

Как раз после убийства Анжелики Бернет. За некоторое время до окончания колледжа Драммонд задумал издание своего «Груврэт».

— Вам известно о том, что Кевин пытался заняться издательской деятельностью?

— Ах, это! Его журнал фанатов. — Вы видели его?

—Он говорил мне о нем. То был единственный случай, когда я увидел Кевина по-настоящему воодушевленным.

— Он никогда не показывал вам свой журнал? — Показывал мне некоторые написанные им статьи. — Шулль с сожалением улыбнулся. — Кевин нуждался в похвале. Я пытался удовлетворить это желание.