Патриция Корнуэлл - Последняя инстанция

— Хлеб, — продолжает ее супруг. — Он хлеб с собой брал, вроде как ловить на хлебный мякиш. А я все твердил ему: крупная рыба живца ест.

Осматриваю костюмы, брючки, рубашки на вешалках, на полу в ряд стоят ботиночки. Стиль в одежде консервативный, скорее всего родители одевали мальчика на свой вкус. К стенке шкафа прислонено помповое ружье. По словам мистера Уайта, Бенни любил упражняться на мишенях и жестяных банках. А в птиц или зверюшек никогда не стрелял. Ну что вы. Он рыбу из реки не выудил бы.

На письменном столе — стопка учебников и коробка фломастеров. Поверх всего этого добра лежит альбом для рисования. Я поинтересовалась у родителей, заглядывали они в него или нет.

Говорят — нет. Можно полюбопытствовать? Кивают. Стою у стола. Я не сажусь и никоим образом не пытаюсь устроиться в комнате их покойного сына. Уважительно листаю оставшийся после мальчика альбом, бережно переворачиваю страницы. Рисунки выполнены карандашом в мельчайших деталях. На первом листе изображена лошадь на пастбище, очень удачный рисунок. Потом идут наброски сидящего на сухом дереве ястреба на фоне воды, старый покосившийся забор, снежные пейзажи. Альбом заполнен наполовину, и все рисунки выполнены в одном духе, за исключением нескольких последних. Теперь настроение и тема решительно меняются. Вот ночное кладбище, полная луна проглядывает из-за голых стволов, мягко подсвечивая покосившиеся надгробия. Переворачиваю страницу и вижу руку, мускулистую, сжатую в кулак руку. И тут натыкаюсь на собаку. Толстая и некрасивая, она скалит зубы, шерсть вздыбилась на загривке, и пятится, будто в страхе.

Поднимаю взгляд на Уайтов.

— Бенни когда-нибудь рассказывал про собаку Киффинов? — спрашиваю их. — Ее зовут Мистер Арахис.

Отчим изменился в лице, в глазах блеснули слезы. Вздохнул.

— У Лори аллергия на собак, — говорит он, будто пытаясь оправдаться.

— Уж как он горевал, что мучают они псину, — приходит на выручку миссис Уайт. — Бенни спрашивал, можно ли взять Мистера Арахиса к себе. Собака ему нравилась, говорил, ее запросто отдадут, да мы не могли.

— Из-за Лори, — предполагаю я.

— Собака была старая, — добавляет миссис Уайт.

— Почему была? — спрашиваю.

— Ох, ну тут такая грустная история, — говорит она. — Мистер Арахис занедужила сразу после Рождества. Бенни сказал, несчастная зверюшка вся дрожала и вылизывалась, будто от боли, понимаете ли. А наверное, уже с неделю как пропала — никак умирать пошла. Знаете, ведь животные уходят. Мальчик каждый день ее искал. У меня сердце кровью обливалось. Как же ребенку нравилась эта зверюшка, — добавляет миссис Уайт. — Видать, он затем к ним и ходил, поиграть с Мистером Арахисом. Уж у кого только про нее не выспрашивал...

— Тогда же он и стал себя плохо вести? — предполагаю я. — После исчезновения Мистера Арахиса?

— Да, пожалуй, тогда, — отвечает ее престарелый супруг. Родители в комнату покойного сына войти не решаются: застыли в дверях, будто атланты, подпирающие стены.

— Неужели это все из-за собаки? — поражается мистер Уайт, и вид его в этот миг жалок.

Минут через пятнадцать мы с Люси направляемся в лес, оставив родителей несчастного мальчика в доме. То место, где повесился сын, Уайты не навещали. Глава семейства говорит, бывал там, частенько мимо проходил с металлоискателем, теперь же их с женой никакими коврижками туда не заманишь. Если только когда-нибудь, много позже. Я поинтересовалась, наслышаны ли в селении, где именно умер мальчик, — опасалась, как бы любопытствующие там все не вытоптали. Нет, в один голос заверяют, что никто из местных не знает, где конкретно обнаружили мертвого ребенка. Если, конечно, следователь, который тут работал, не рассказал, говорит мистер Уайт.

Поле, где мы приземлились, находится между домом и заливом: бесплодная пустошь, не видевшая плуга уже много лет. К востоку от него на мили раскинулся лес. Силосное поле у самой воды выступает темной ржавой косой; оно словно приподнимается над водными просторами, обозревая мотель и кемпинг. Если предположить, что Бенни ходил в гости к Киффинам, тогда возникает вопрос, как он туда добирался. Моста через залив нет, вода раскинулась на сотню футов, никакой плотины поблизости. Мы с Люси идем по лесной тропинке, внимательно глядя под ноги. Около воды в деревьях запуталась леска, на земле валяются несколько стреляных гильз от дробовика и пустые баночки из-под шипучки. Минутах в пяти ходьбы, не больше, обнаружилась и искомая постройка. Бесхитростное охотничье сооружение смахивает на шалаш с обвалившейся крышей, который кто-то наспех соорудил, приколотив к стволу несколько деревянных досок. На поперечной балке в дуновениях легкого ветерка с реки, играющего в безлиственных кронах, колышется обрывок желтой нейлоновой веревки.