Филипп Ле Руа - Последний Завет

Нортон предоставил Натану свободу действий на двадцать четыре часа. Вернув Лава в строй с цинизмом, который ни в чем не уступал цинизму Максвелла, делегация опять села в вертолет, так и не вкусив сицилийского гостеприимства, окопавшегося за ружейными прикладами. На следующий день Карла и Натан отправились самолетом в Рим. Странное предвосхищение свадебного путешествия. Она настояла на том, что будет его сопровождать. Он согласился с ее решением, поскольку нуждался в переводчике. Леа осталась у бабушки с дедушкой.

Натан бросил взгляд в зеркальце заднего обзора. За их такси следили от самого аэропорта. Он временно отставил в сторону эту проблему, чтобы сосредоточиться на своей миссии. Клайд, а отныне и Нортон подозревали секты. Какая же из них самая крупная, самая могущественная, способная поспорить за свои интересы с такой мощной организацией, как «США-2»? Та, с которой Боуман частенько не ладил и которой в конце концов расставил ловушку, засняв кассету при сообщничестве отца Альмеды. Католицизм. Штаб-квартира этой секты – настоящий город, их гуру – самая харизматичная личность на земле, а адептов насчитывается больше миллиарда. Исходя из этого соображения, письмо отца Альмеды представало в новом свете. Испанский священник призывал главу Конгрегации в защиту вероучения остерегаться пленки Боумана. Он понял, что федеральный агент расставил западню не какой-то секте, а самому Ватикану. Потому и говорил о вселенской угрозе. И под видом предостережения Альмеда обвинял кардинала Драготти. Священника мучило, что простая видеозапись породила такую вспышку насилия, подтвердив правоту Боумана. Не будучи в силах замахнуться на самые основы того, что придавало смысл его жизни, он покончил с собой, доверив эту задачу Педро Гарсии. Написав на одном листке и предназначенную Драготти исповедь, и свое обращение к монаху, Альмеда побуждал своего друга прочесть и то и другое.

Два вопроса нарушали ход рассуждений Натана: зачем Клайду нужна была приманка для Ватикана, и почему он не остерегся тех, кого пытался поймать? Эти вопросы были связаны, поскольку ответ на один влек за собой ответ и на другой.

В конце виа Кончильяцьоне появился тяжко увенчанный куполом собор. Такси остановилось перед площадью Святого Петра. Преследовавшая их машина тоже затормозила. Не прошло и секунды, как оттуда выскочили двое мужчин и женщина. Один из них сразу же согнулся под углом девяносто градусов, так как Натан врезал ему дверцей по коленям. Американец уже собрался было ударить и второго, но его кулак вдруг застыл в нескольких сантиметрах от намеченного мишенью лица. Женщина щелкала своим «Никоном». Это оказались не охотники за наградой, а шайка папарацци, жаждавших продать фото пресловутого «римского убийцы» какой-нибудь газете за крупную сумму. Натан влепил стервятнику головой в нос, а ногой выбил фотоаппарат, разлетевшийся вдребезги под колесом грузовика. Завершив круговое движение ноги на подбородке того, кто уже пытался распрямиться, он схватил женщину за волосы и столкнул лбами два оставшихся в его распоряжении черепа. После гулкого «бум» и немалого количества искр из глаз трио ушло в нокаут. Под вялым, но укоризненным взором группы пожилых туристов Натан подобрал тела и затолкал в такси. Протянул водителю стодолларовую бумажку.

– Увезите это отсюда как можно скорее.

Водитель цапнул купюру и умчался стремительно, как Фанджио. [35] Фанджио Хуан Мануэль (1911–1995) – аргентинец, один из известнейших автогощиков «Формулы-1», чемпион мира (1951, 1954–1957). Тем временем Натан увлек Карлу подальше от собиравшейся вокруг них толпы.

– Я испугалась, – сказала она.

– Готовы даже, чтобы им морду разбили, лишь бы застукать меня на месте преступления.

– Им это удалось.

– Мда, – признал Натан.

Пройдя через границу папского государства, они словно попали в другое измерение. Вход, окруженный тремя с лишним сотнями колонн, охраняло сто сорок святых трехметровой высоты, высеченных из мрамора. Ощущение полной запредельности. Стражники с алебардами были облачены в сине-оранжевую форму, придуманную Микеланджело, настенные росписи выполнены Рафаэлем. Все безмолвие Вечного города сосредоточилось здесь. Площадь Святого Петра была почти пустой, словно сырой ветер, гулявший по колоннаде, разогнал паломников и туристов.

Они замедлили шаг перед возвышавшимся посреди площади обелиском. Надпись на латыни предостерегала: