Жан-Кристоф Гранже - Мизерере

Ворота открылись, и машина въехала внутрь Колонии. Воло понял, почему он вдруг вспомнил об этом символе. Он и сам мечтал о подобной чистоте. О мире, избавленном от Колонии. Расследование стало первым ливнем, смывшим нечистоты, позволившим собрать воедино крупицы истины. Теперь он достиг стадии «совершенного дождя». Полного очищения.

Но это будет кровавый дождь.

Волокин знал, что никому не даст пощады.

— Теперь давай все сначала.

— Ты офигел?

— А что, похоже? Делай, что говорят, Касдан, и через пару часов будешь дома.

— Твою…

— Кто бы спорил. Ну, выкладывай.

И Касдан снова начал рассказывать. О храме Иоанна Крестителя. О Вильгельме Гетце. О допросе мальчишек. О том, что узнал от Насера. И о том, как нашел жучки. У него не было причин о чем-то умалчивать. Лучше накормить их досыта. И поскорее с этим покончить.

— А что ты знаешь об убийстве Вильгельма Гетца?

— Бедняга умер от боли. Ему прокололи барабанные перепонки.

— Орудие преступления?

— С этим непонятно. Анализ слухового органа не выявил ни следа чужеродных частиц. Да ты и сам все знаешь. К чему заставлять меня повторять?

Вместо ответа Маршелье продолжал стучать по клавиатуре. Даже смешно, что приходится сидеть в своем прежнем кабинете на стуле, предназначенном для свидетелей или обвиняемого. Он так и не понял, какова его роль.

— Так как же с первым убийством? — продолжал Маршелье. — Ты что-нибудь слышал об уликах?

Касдан рассказал об отпечатках обуви. О частицах дерева. Потом сам заговорил о втором убийстве. О Насере и его «тунисской улыбке». Увечья были нанесены не тем оружием, которым проткнули барабанные перепонки, а скорее всего, ножом, изготовленным в девятнадцатом веке. Он упомянул о цитате из «Мизерере». О глубинном смысле этой молитвы. О грехе и прощении.

Эти комментарии исходили от Волокина, но об этом он промолчал, чтобы не подставлять парня. В конце концов, у Воло еще все впереди.

— Как по-твоему, почему убили Гетца и Насера?

Сжавшись на стуле, Касдан сдержанно ответил:

— Чтобы заставить их молчать. Гетц собирался дать показания против Колонии. Наверняка он проговорился Насеру. Вам это прекрасно известно. Их обоих прослушивали!

— А что скажешь об убийстве отца Оливье?

Касдан объяснил логику, которой следовал убийца или убийцы. Молитва и увечья говорят о вине и отпущении грехов. Сказал он и о педофилии, в которой подозревали священника. О похищениях мальчиков из хора, к которым, возможно, были причастны Гетц и Манури…

— А почему ты молчишь о своем напарнике Седрике Волокине?

Касдан не удивился. Он сам познакомил русского с Верну и Пюиферра. Вполне понятно, что Маршелье прознал о его участии.

— Он из отдела по защите прав несовершеннолетних, — сдержанно пояснил армянин. — Его тоже заинтересовало расследование. Из-за похищенных ребятишек. Какое-то время мы работали вместе, но потом он все бросил. У парня проблемы с наркотой.

— Где он сейчас?

— Вернулся в реабилитационный центр в Уазе.

— Проверим. Что еще?

Касдан заговорил снова. О священном дереве. О повороте в расследовании, когда он узнал, что Гетц сам был палачом. Рассказал о показаниях Петера Хансена и от них прямо перешел к секте. Якобы от Хансена он и узнал о чилийской Колонии и о том, что теперь она перебралась во Францию. О трех генералах он предпочел умолчать. Упомянув Кондо-Мари, Лабрюйера и Пи, он бы сам намекнул на возможную связь между собой и убийством Пи — Форжера.

Маршелье продолжал стучать по клавишам. Время от времени он останавливался и всматривался в клавиатуру, словно искал там несуществующую букву. Касдан посматривал на настенные часы. Уже три.

Он подходил к концу. Поведал о своих последних находках. О секте и ее правилах. О ее статусе. О детях. И об убийстве бывшего колониста Режиса Мазуайе. О стычке с мальчишками в масках он ничего не сказал, чтобы не впутывать русского.

Он подытожил, обрисовав общий контекст преступлений. Религиозная секта, проводящая таинственные исследования человеческого голоса, особое значение придает детским хорам. Дети, воспитанные в боли и вере, превращены в убийц. Секта рискнула выйти из тени, зверски убивая людей, которые могли бы раскрыть цель ее изысканий. Маршелье оторвался от клавиатуры:

— Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку?

— Нет. Этими детьми командуют и руководят лидеры секты. Прежде всего, ее гуру Бруно Хартманн, сын Ханса Вернера Хартманна. На французской земле его никто никогда не видел. Однако он где-то здесь и сам дергает за веревочки.