Жан-Кристоф Гранже - Мизерере

Будет труднее, чем он думал. И в то же время Касдан почувствовал облегчение — о генерале Пи речи не было. Он хранил молчание. Маршелье вынул ложечку, подержал над кружкой, чтобы стек кофе, и положил на стол. У него был массивный серебряный перстень с печаткой. Вернувшись к окну, он объявил:

— Ты держишь нас за дураков, Дудук. У тебя всегда был такой недостаток. Высокомерие.

— Не понимаю.

— По-твоему, мы что, не умеем читать протоколы вскрытия? Не способны сложить два и два? Провели Рождество под елкой?

Касдан промолчал. Отвечать было нечего.

— Вот уже неделя, как ты путаешься у нас под ногами.

— Допустим, я интересуюсь этим делом.

— Еще бы. Ты, кажется, принимаешь себя за всю уголовку.

— Я мешал расследованию?

— Об этом судить нам. А теперь пора поделиться информацией.

— Я не продвинулся. Было Рождество, и…

Маршелье расхохотался.

Симони повернул бейсболку.

Рен улыбнулся, не вынимая наушников.

— Я расскажу тебе, что ты сделал. Сначала ты расследовал убийство Вильгельма Гетца, потому что оно произошло в твоем приходе. Потом пустился по следам малыша Насера. Не знаю, видел ли ты его живым, но труп обнаружил ты. Потом ты узнал, что Гетц никакой не беженец, а бывший палач. Ты переворошил чилийскую коммуну Парижа, допрашивал всех подряд, пока не вышел на странную секту Ханса Вернера Хартманна…

Касдан досадливо бросил:

— Да, я сделал вашу работу.

— Эту работу мы сделали давным-давно. Присутствующий здесь Рен следил за Гетцем, а Симони давно уже присматривается к Колонии.

Армянин иронически развел руками:

— Выходит, вам все известно?

Лисья морда улыбнулась, отпив глоток кофе:

— Нет. Зато мы знаем то, чего ты не знаешь.

— Например?

— Все это, как говорится, касается высших интересов.

— Ты будешь мне рассказывать о государственных интересах?

— Точнее, о государственном перевороте. Потому что против «Асунсьона» мы бессильны.

Касдан подумал о бритоголовом Волокине, который сейчас разыгрывает из себя сельскохозяйственного рабочего в самом логове секты. А что, если он выбрал единственно возможное решение: убивать всех без разбору?

— Вы защищаете этих гадов?

Маршелье взглянул на Рена. Так и не вынув наушники, тот заговорил ненормально тихим голосом:

— Были приняты обязательства. В другое время. В другом контексте. При другом правительстве. Нам надо только следить, чтобы они не наделали глупостей.

— А как вы назовете четыре убийства меньше чем за неделю?

— Никто ни в чем не уверен. В таком деле предположения ничего не стоят.

— А похищенные дети? Выходит, все эти годы вы закрывали глаза на похищения и зверства, которые творит «Асунсьон»?

Рен помотал головой. Он выглядел измотанным. Казалось, только кожаные складки куртки помогают ему держаться прямо.

— Касдан, Колония — это другая страна. Суверенное государство. Это ты понял? Об обысках и расследованиях речи быть не может. Как и обо всем остальном.

— И чего вы дожидаетесь, чтобы камня на камне от них не оставить?

— Прямых доказательств. Чего-то вещественного.

Снова заговорил Маршелье:

— У тебя они есть?

— Нет.

Рен прыснул, за ним засмеялись двое других:

— Так мы и думали…

Маршелье отошел от окна и встал перед Касданом:

— Мы пришли по двум причинам. Во-первых, забрать твои материалы. Во-вторых, положить этому конец. Ты перебежал нам дорогу.

— Выходит, вы на переднем крае. Что-то я не часто встречал вас на своем пути.

— Потому что мы тебя намного опередили. Давай сюда досье, Касдан, и наслаждайся Рождеством.

— А вы-то что собираетесь делать?

— Уголовка занимается расследованием. — Он обернулся на своих товарищей. — А еще госбезопасность, финансовая инспекция, отдел по борьбе с изуверскими сектами. Так что поверь, в армянских старперах мы не нуждаемся. Не мешай нам делать нашу работу, черт тебя побери!

За сорок лет службы в полиции Касдан усвоил одну истину. Избыток наличных сил всегда вредит эффективности. Все эти отделы и службы, собранные вместе, означали одно: бумажную волокиту и накладки в обмене информацией.

Не считая главного. Колония — суверенное государство. Даже если убийцы будут разоблачены, придется требовать их экстрадиции, соблюдать все формальности, на которые уйдут недели, если не месяцы.

Зато он может действовать немедленно.

Он и его троянский конь — Волокин.

Армянин притворился, что сдается:

— Досье в соседней комнате. Там все, что я собрал.