Жан-Кристоф Гранже - Мизерере

Он закрыл глаза. Армянин взял его за руку. В глубине души он молился. Бог армян, столько раз забывавший их, не оставь сегодня этого молодого одара. Неармянина, у которого вся жизнь впереди.

— Касдан.

— Да?

— Расскажите о вашей жене.

Бывший полицейский побледнел, но все-таки вымученно улыбнулся:

— Хочешь поиграть в мелодраму?

— Моей ноге это пойдет на пользу.

— Что тебе рассказать?

— Она ведь умерла?

Касдан перевел дыхание. Поднял глаза и окинул взглядом смотровую. Другие столы, напоминавшие о морге. Стоявшие в беспорядке приборы. Слепящий свет. Здесь все казалось изношенным, разъеденным беспрерывной битвой с болезнью и смертью.

— Касдан…

— Что?

— Я про вашу жену. Меня сейчас увезут в операционную.

Армянин стиснул челюсти. У него кружилась голова. Самое неподходящее время, чтобы говорить о Нарине. Но он догадывался, чего добивался Волокин. Признания. Тихой колыбельной. Чего-нибудь, способного его умиротворить и смягчить недавний кошмар.

— Жена умерла в две тысячи первом, — произнес он наконец. — Рак с метастазами. Обычное дело.

— Вы переживали?

— Конечно. Но после ее смерти я стал сильнее и трезвее смотрю на вещи. Живя среди насилия, я в конце концов почувствовал себя непобедимым, понимаешь? Когда умерла Нарине, больше всего меня поразило не насильственное вторжение смерти в жизнь. Наоборот. Я понял, насколько жизнь близка к смерти и как она скоротечна. Жизнь — лишь отсрочка в океане небытия. Смерть Нарине стала для меня окриком, напомнившим об общем порядке. Все мы понемногу умираем…

Касдан взглянул на Волокина. Тот спал. Армянин закусил губу. К чему было лгать? Чего ради он похвалялся, разыгрывая из себя дешевого философа, перед мальчишкой, который только и просил его проявить искренность?

В шестьдесят три года он по-прежнему не мог заставить себя произнести некоторые слова.

Он говорил не о Нарине, а о ее смерти. Даже хуже: он говорил о смерти вообще. Будь он искренним, он бы сказал ему совсем о другом. О том, что и по сей день ему случалось звать жену из другой комнаты. Что стоило ему забыться, как она возникала в его сознании. «Нужно будет сказать Нарине… Не забыть позвонить Нарине…»

Он казался себе спринтером, который только что пересек финишную прямую, но продолжает двигаться по инерции. Бежит и тащит за собой свою прежнюю жизнь, свои былые ценности, привычные чувства. А потом вдруг натыкается на настоящее, на его пустоту — и его словно отбрасывает назад, чтобы он вновь и вновь пересекал финишную прямую. Чтобы наконец вбил себе в голову: Нарине мертва. Мертва и забыта. Гонка окончена.

Вот что надо было сказать парнишке.

Сказать, что каждый день он представляет себе очередную сцену, припоминает очередную деталь. Каждый предмет, каждая мелочь занимают свое место в его памяти, и рождаются чувства, окрашивая всю картину, но вдруг основной сюжет исчезает. Нарине не стало. И вся сцена рассыпается, как неудачная декорация, а он застывает в недоверчивом оцепенении.

А еще признаться, что иногда бывает наоборот. Что-то в настоящем возвращает Нарине к жизни, словно волна вновь накатывает на берег. Он ощущает ее подле себя, живущей внутри его собственного существования. В повседневности. В отзвуках мысли. В привычках. Все это еще принадлежит Нарине. То, что должно было умереть вместе с ней, но пережило ее. И в определенном смысле благодаря всему этому она сама продолжает жить. Телесериал. Друзья, которых она терпеть не могла. Мир Нарине все еще жил. И она вместе с ним.

И прежде всего надо было сказать, что он ждал этой смерти. А чего еще можно ждать, если организм в пятьдесят семь лет полностью поражен раком? Если женщина превратилась в плантацию метастаз? Но он оказался не готов к зияющему провалу, который оставила после себя ее смерть. К его глубине. Его ширине. День за днем он измерял этот провал, сталкиваясь с продолжающейся жизнью. Он уже давно разлюбил Нарине. И даже не помнил, когда умерла его любовь к ней. Тем более не помнил, когда она началась. Вот уже много лет Нарине была для него лишь источником раздражения, отрицательным зарядом. Их отношения давно превратились в череду бурь и затиший, обмен отравленными стрелами, к которым оба в конце концов стали нечувствительными.

Умер его закадычный враг. И именно потому, что ее не стало, он открыл для себя другую, более глубокую истину. Нарине существовала за пределами его сознания. Уже давно она не участвовала в его внешней жизни. Но существовала где-то в ином месте. Там, куда он не заглядывал. За кулисами его собственной жизни. Жизни, в которой все решается, готовится, зреет. Месте, где все происходит само по себе, беспричинно, и о котором не задумываешься…