Кит Маккарти - Мир, полный слез

Беверли вернулась в гостиницу в такой глубокой задумчивости, что убогий вид ее временного обиталища не произвел на нее впечатления; ее не развеселили ни солидное собрание буклетов, разложенных на стойке регистрации (она не глядя догадалась, что там рекламируются места, которые станет посещать только умственно отсталый), ни якобы остроумные постеры, которыми была оклеена стенка бара, ни чудовищные обои в полоску, наверняка купленные на дешевой распродаже.

Она забрала свой ключ, не удостоив ответом девушку за стойкой, которая пожелала ей приятного вечера, и поднялась к себе, поглощенная своими мыслями. Оказавшись в номере, она сняла куртку, легла на кровать и уставилась в потолок.

Спал Айзенменгер плохо – в основном из-за моря портвейна, которое угрожающе вздымалось в его желудке. Когда он накануне вернулся, Елена уже спала, поэтому ему пришлось перемещаться на цыпочках и заползать под одеяло с осторожностью вора, пришедшего за драгоценностями. Да и потом он несколько часов лежал без сна, размышляя над тем, что рассказал ему Тристан.

Утром, когда Елена проснулась, у него было ощущение, что он только закончил бег по пересеченной местности, – все тело у него саднило, так что, когда она села в постели, он откликнулся на ее движение протяжным стоном.

Но если он рассчитывал на сочувствие, то его ждало жестокое разочарование.

– Неудивительно, что у тебя похмелье. Когда ты вчера вошел в комнату, я подумала, что кто-то выпустил на волю пьяного носорога.

Это заявление не только удивило Айзенменгера, но и серьезно обидело.

– Не понимаю, о чем ты, – возмутился он. – Я передвигался как бесплотный дух. И ты ни разу не шевельнулась.

Елена склонилась, чтобы поцеловать его, и на ее губах появилась легчайшая из улыбок.

– Не хотелось говорить тебе об этом, милый Джон, но я прекрасно умею притворяться.

Айзенменгер решил не откладывать месть в долгий ящик, и Елена со смехом отпрянула в сторону. Потерпев поражение, он оперся на локоть, а Елена встала с кровати.

– Иди сюда, – взмолился Айзенменгер, пожирая ее взглядом. На ней ничего не было.

– Значит, тебе не так уж плохо, – откликнулась она.

– Мне уже лучше. Может, ты помассируешь мне шею.

Елена сделала шаг к кровати.

– Никогда не слышала, чтобы это так называлось.

– Ты не была такой, когда мы познакомились. Я потрясен происшедшей в тебе переменой.

Елена подошла еще ближе.

– Это вы развратили меня, доктор Айзенменгер. Я теперь даже белое платье не могу надеть, не испытав при этом всепоглощающего чувства стыда.

– Ничего, мне больше нравится, когда ты ничего не надеваешь…

Он внезапно метнулся и схватил ее, точно так же, как это было при их встрече три года тому назад; она отскочила, залившись счастливым смехом, и ринулась в ванную, а Айзенменгер откинулся на спину и испустил глубокий вздох.

Через некоторое время он встал, влез в халат и направился в сторону ванной, из которой доносился звук льющейся воды.

– Можно войти?

– Это зависит от того… – донесся до него приглушенный голос Елены.

– От чего?

Он не сразу разобрал, что она сказала. Зависит от того, что ты собираешься делать.

Он рассмеялся и открыл дверь. Она, все еще обнаженная, стояла у раковины и чистила зубы. Он подумал было, не приблизиться ли ему к ее соблазнительной попке, но потом решил, что может получить пяткой по матримониальным органам, и предпочел остаться за пределами опасной зоны.

– Ну, чем я занимался вчерашним вечером, уже известно. А что делала ты?

Электрощетка жужжанием оповестила Елену о том, что ее зубы идеально чисты и в ближайшие двенадцать часов не будут подвергаться воздействию тлетворных микроорганизмов. Она умыла лицо и повернулась к Айзенменгеру.

– Я собиралась пораньше лечь. Но у Нелл возникла другая идея.

– Правда? – с заинтересованным видом переспросил Айзенменгер. Он и сам не смог бы объяснить почему, но его интересовало все, что было связано с Нелл.

– У нее есть тайное убежище на верху одной из башен.

– Такое может быть только в замке, – улыбнулся он.

Елена снова отвернулась, потому что он не хотел воспринимать ее всерьез.

– Но в этом есть что-то странное, Джон. Эта комната похожа на детскую, только в ней нет ребенка. Вместо ребенка там кукла.

– Просто ребенок вырос, – предположил Айзенменгер, но даже ему самому это объяснение казалось натянутым.

– Она не любит Тома. По крайней мере, она не испытывает к нему материнских чувств.