Я уставился на нее, а она на меня. Решив, что я, возможно, случайно оказался в поле ее зрения, я стал перемещаться, но ее взгляд неотступно следовал за мной. А в паузах, когда она опускала свою виолу, ее рот слегка приоткрывался.
Вдруг за моей спиной раздался голос Скинфлика:
— Этот пидор идет подышать свежим воздухом.
— Кто? — спросил я, не сводя глаз с Магдалины.
— Муженек Дениз.
Это словцо — «пидор» — он подхватил в компании Курта Лимми. Поначалу он его вворачивал, безобидно подтрунивая над своими корешами, а потом оно к нему прилипло. Как дерьмо. Правда, он не употреблял его в отношении геев, и на том спасибо.
— О'кей, — говорю.
— Выйдем за ним.
— Нет уж, уволь.
— Ладно, чувачок. Тогда я сам с ним разберусь.
Только через несколько секунд, когда до меня дошли его слова, я тихо выругался и двинулся к выходу.
Скинфлик уже огибал навес, под которым обслуживали гостей. Я неслышно последовал за ним.
Новоиспеченный муж Дениз смолил в одиночестве. Это был блондин в очках без оправы, с конским хвостиком. Компьютерный аниматор из Лос-Анджелеса или что-то в этом роде. Кажется, его звали Стивен, хотя какая разница.
— Он еще покуривает травку! — съехидничал Скинфлик.
Парню на вид было двадцать шесть, то есть он был на четыре года старше нас и на пять старше Дениз.
— Тебя звать Адам? — спросил он.
— Допустим, — отозвался Скинфлик.
— Ты связан с мафией?
— Чего?
— Наверно, я тебя с кем-то перепутал. Чем по жизни занимаешься?
— Ты чё меня подъеб...шь? — взъярился Скинфлик.
Парень отшвырнул бычок и засунул руки в карманы. Впечатляющее спокойствие. Пожалуй, он вздрючил бы Скинфлика, если бы тот был один, но он был не один.
— Я скажу Пьетро, и он вколотит твою башку тебе в задницу так глубоко, что ты разглядишь собственные кишки! — заорал Скинфлик.
— Это вряд ли, — сказал я, опуская руку ему на плечо. А затем парню: — Он малость перебрал.
— Я вижу.
Скинфлик скинул мою руку:
— Да пошли вы оба!
Я намертво стиснул его предплечье.
— Уже там, — говорю. — Можешь нас поздравить.
— Мудак, — процедил он. И парню с угрозой: — Только попробуй ее обидеть.
У того хватило ума промолчать, а я потащил Скинфлика обратно.
Я усадил его за наш стол и заставил проглотить две таблетки зенакса. Лишь убедившись, что они подействовали, я смог вернуться на свой наблюдательный пост, откуда был хорошо виден секстет.
В девять вечера музыканты закончили, давая возможность людям потанцевать с помощью диджея. Поднявшись со своих мест, они принялись паковать свои инструменты и пюпитры.
Я приблизился к сцене. Магдалина вспыхнула и отвела взгляд, зачехляя свою виолу.
— Привет, — говорю.
Она застыла, все уставились на нас.
— Я могу с вами поговорить? — спрашиваю.
— Нам не разрешают разговаривать с гостями, — отвечает виолончелистка с выпирающей нижней челюстью.
— Может, я тогда вам позвоню? — спрашиваю Магдалину.
Та мотает головой.
— Нет, извините.
Так я первый раз услышал ее акцент.
— А если я дам вам свой номер? Вы мне позвоните?
Она подняла на меня глаза:
— Да.
Пока я стоял в ступоре, ко мне подвалил — кто бы вы думали? — Курт Лимми.
— Нужна помощь?
— Я и не знал, что тебя позвали на свадьбу, — говорю.
— Пришел поддержать Скинфлика. Ему, бедняге, несладко.
— Я в курсе. Весь вечер не отхожу от него.
Лимми пожал плечами:
— А я только освободился. Драл его тетку в биотуалете.
— Ширл?
— Ну, — неохотно признался он.
— Я ей не завидую. Надеюсь, она была пьяна.
Вообще-то мне было по барабану. Любовь витала в воздухе.
Следующие три дня я провел в спарринге с боксерской грушей в ожидании ее звонка. Когда вместо этого позвонил Дэвид Локано и предложил с ним встретиться в русских банях на Десятой улице в Манхэттене, я даже обрадовался — хоть какое-то дело.
В последнее время Локано регулярно пользовался банями, полагая, что фэбээровцы не станут устанавливать в парной «жучки», поскольку от них там будет мало проку. Я не разделял его оптимизма — это было до 11 сентября, когда некомпетентность фэбээровцев стала всем очевидна, — но помалкивал в тряпочку.
Вообще-то мне в парной понравилось. Грязновато, зато чувствуешь себя этаким римским патрицием.
— Адам собирается снять отдельную квартиру в Манхэттене, — начал Локано, перепоясанный полотенцем, весь какой-то поникший, даже подавленный.
— Да, — говорю, усаживаясь рядом. — Я слышал.
Читать дальше