– Но что мне теперь делать? – воскликнул в страхе Жарро. – Если вы видели новости по телевизору, то полагаю, знаете, на что он способен.
– Фантастика, – отозвался Девиль. – Разумеется, я часто слышал его игру. Очень хороший музыкант. Сейчас я смутно припоминаю, что читал в какой-то газете о том, что мальчишкой он провел пару лет в Иностранном легионе.
– Он никогда не был мальчишкой, – перебил Жарро. – Я мог бы порассказать вам кое-что о его проделках в Алжире. Да что там – в Касфе он получил две пули в грудь и все же умудрился прикончить из револьвера четырех феллахов. Из револьвера, Господи помилуй!
Девиль налил клиенту очередную рюмку.
– Расскажи еще.
И Жарро рассказал. К концу рассказа он основательно набрался.
– Итак, что же мне делать? – в который раз спросил он.
– По-моему, Микали обещал вернуться в одиннадцать? – Девиль взглянул на часы. – Сейчас десять. Я только захвачу плащ, и мы поедем в гараж. Машину поведу я. Ты самостоятельно и улицу не перейдешь.
– В гараж? – переспросил Жарро, медленно, с трудом выговаривая слова. – Почему в гараж?
– Потому что я хочу с ним встретиться и уговорить пощадить тебя. – Девиль хлопнул Жарро по плечу. – Доверься мне, Клод. Я помогу тебе. В конце концов, именно за этим ты и пришел, не так ли?
Он накинул в спальне темный плащ, надел черную шляпу, с которой никогда не расставался, из ящика комода достал пистолет. Все-таки его ждет встреча с первостатейным убийцей-маньяком, если все услышанное сегодня – правда.
Девиль взвесил пистолет на ладони, затем, повинуясь инстинкту, пошел на отчаянный риск – снова спрятал оружие в комод. В соседней комнате Жарро продолжал накачиваться коньяком.
– Ну ладно, Клод, – бодро сказал он. – Пошли.
Концерт обернулся триумфом. Микали вновь и вновь вызывали, требуя сыграть „на бис". Наконец он уступил и сел за рояль. Абсолютную тишину сменило взволнованное перешептывание – после небольшой паузы пианист заиграл „Пастораль" Габриеля Гровлеца.
Джон Микали оставил взятую напрокат машину, не доезжая до гаража, и прошел оставшуюся часть пути пешком, невзирая на сильный дождь. Ворота гаража даже не скрипнули. „Кольт" по-прежнему отягощал правый карман его плаща. Он немного постоял в темноте, слушая доносившуюся сверху музыку и поглаживая металл револьвера.
Затем бесшумно поднялся по лестнице и открыл дверь. В погруженной в полумрак гостиной горела только лампа на столе, рядом похрапывал пьяный в стельку Жарро. Подле него стояло две бутылки „Наполеона" – одна пустая, другая на три четверти полная. Из портативного радиоприемника раздавалась тихая музыка. Ее прервал голос диктора, сообщившего новые детали массированных поисков убийцы Вассиликоса и его телохранителей.
Микали выключил приемник и вынул „кольт". Вдруг из-за его спины раздался тихий голос:
– Если у вас тот револьвер, о котором я думаю, убивать из него Жарро – непростительная ошибка.
Говорили по-английски, очень чисто, с небольшим французским акцентом.
Девиль вышел из темного угла. Он так и не снял плащ. В одной руке он держал трость, в другой – шляпу.
– Пулю извлекут из тела, и баллистическая экспертиза установит, что убийство произведено тем же оружием, что и убийство Вассиликоса и его людей. Я ведь не ошибаюсь? У вас именно тот револьвер? – Девиль передернул плечами. – Отсюда, конечно, не следует, что они смогут выйти на ваш след, но все равно, зачем одним неверным жестом портить такую блестящую операцию?
Микали ждал, крепко прижав револьвер к бедру.
– Кто вы такой?
– Жан-Поль Девиль. Адвокат по уголовным делам. Храпящий за столом субъект – мой клиент. Сегодня вечером он прибежал ко мне в весьма возбужденном состоянии и рассказал все. Видите ли, у нас с ним довольно-таки необычные отношения. Я, можно сказать, прихожусь ему чем-то вроде отца-исповедника. Год или два назад он натворил дел, связавшись с ОАС, а я вытащил его.
Девиль полез в карман плаща. „Кольт" тут же взметнулся ему навстречу.
– Всего лишь сигарета, честное слово. – Адвокат достал серебряный портсигар. – Я очень давно не практиковался в стрельбе. Зачем прибегать к таким грубым аргументам? Я ведь играю с вами в открытую. Все происшедшее останется между нами двумя, да еще этой несчастной пьяной свиньей. Он больше ни одной живой душе ни словом не обмолвился.
– И вы ему верите?
– А что ему оставалось? Как испуганный кролик, он припустил к единственной известной ему безопасной норе.
Читать дальше