Джейк Арнотт - Подснежник

– Я не хотел, – говорю я. – Это был несчастный случай.

– Все в порядке, – отвечает мне расплывающееся лицо, которое понемногу снова превращается в смазливую Самантину мордашку.

Но я пячусь, пячусь от нее в угол. Мне страшно. Я боюсь, что эта незнакомая цыпочка снова превратится в Мэдж. Боюсь, что может случиться что-нибудь ужасное.

– Прости, – всхлипываю я, скорчившись в углу комнаты. – Прости меня!

– Ш-ш-ш… – отвечает Саманта, склоняясь надо мной. – Все в порядке, все хорошо… Это просто дурной глюк, вот и все…

Ее обнаженное тело возвышается надо мной, кажется громадным. Груди раскачиваются над самой моей лысиной, и я вдруг решаю, что, если сумею забиться в ложбинку между ними, я буду спасен.

– Хочешь остаться здесь?

Киваю, киваю, киваю как сумасшедший.

– Я принесу тебе одеяло.

Она стаскивает одеяло с кровати и приносит мне. Я заворачиваюсь в него. Раскачиваюсь вперед и назад, из стороны в сторону и стараюсь сдержать волны страха, который продолжает накатываться на меня.

– Хочешь еще что-нибудь?

Я киваю, киваю. Показываю на шляпу. Она подбирает ее с пола и подает мне. Я натягиваю шляпу на голову. И стараюсь успокоиться. Утихомирить свой мятущийся разум. Кошмары приходят и проходят и снова осаждают мой воспаленный мозг. Это пытка. Страх, как электрический ток, пронизывает мое тело, и я вздрагиваю, и не могу остановиться. Мы все совершали страшные поступки, Джек. Мое мужество растаяло. Мужество растаяло, и вернулся страх. Кошмарные видения преследуют меня и не отпускают. Стеклянные банки с законсервированными человеческими органами… Это мое сердце плавает в мутноватой жидкости. Это мое тело режут на куски, чтобы было легче от него избавиться. Нет тела – нет и дела. Я никто. Ты давно на это набивался, Джек Шляпа! Держись теперь крепче за свою шляпу, надвинь ее поглубже на голову, чтобы твои кошмары не вырвались оттуда и не обрели плоть и кровь.

Скорчившись, я раскачиваюсь в своем углу. Память зудит и зудит, изводит меня. Пылающие демоны вырвались из преисподней, чтобы добраться до меня. Дьявольская свобода. Искалеченная Мэдж указывает на меня пальцем. Чика-чика-чика! Громоздящиеся друг на друга кошмары сводят меня с ума. Джек Шляпа в аду.

Этот бред длится часами, которые кажутся мне годами, столетиями. Потом интенсивность кошмаров идет понемногу на убыль. И все равно ужас и страх возвращаются ослепительными вспышками. Безумными, яркими красками. Соединением, сплетением невообразимых танцующих узоров. Они обрушиваются на меня через нерегулярные промежутки времени, но я чувствую, что наркотическое опьянение проходит.

Парень, которому мы продали наркоту, приносит мне мою одежду и чашку чая. Я одеваюсь.

– Что, чувак, не задалось «путешествие»? – спрашивает он. – Бывает…

– Который час? – спрашиваю я, с трудом делая из чашки несколько глотков.

– Не знаю. Похоже, скоро рассвет.

Черт! Бердсли!!

Я поспешно сбегаю вниз по ступенькам. Проталкиваюсь к выходу сквозь поредевшую толпу участников вечерники. Мелькают размалеванные лица. По стенам сигают отблески цветомузыки. Тени танцующих кажутся огромными. На полу возится какая-то обнаженная троица.

Я запрыгиваю в «зодиак» и мчусь в Западный Лондон по Финчли-роуд. В голове еще немного гудит, но я держу себя в руках. Уличные фонари плавятся, точно воск, тают в предрассветных сумерках, разливая по мостовой желтые, как печаль, лужи света. Огни светофоров бросаются мне навстречу, словно пугающие знаки-предостережения, но я не обращаю на них внимания. Я полностью сосредоточен на управлении машиной.

Наконец я добираюсь до нужного кафе. В зале только хозяин – он собирает с пола мусор. Осколки стекла, обломки мебели. Пятна крови на линолеумном полу.

– Что, черт побери, произошло? – спрашиваю я его.

– Долбаные «ремонтники» опять устроили бузу, – отвечает он. – «Ангелы ада», мать их… Набросились на какого-то бритоголового, который сидел здесь совсем один…

Проклятье! Это наверняка Бердсли!

Острое чувство вины. Страх. Паника. Приходится приложить огромные усилия, чтобы сохранить спокойствие.

– Уж они его так отделали, что любо-дорого! Пришлось вызвать «скорую».

Узнаю у хозяина название больницы и возвращаюсь к своей машине. Красновато-серый, угрюмый рассвет катится по Портобелло-роуд, где уже устанавливают свои лотки рыночные торговцы.

Бердсли действительно похож на отбивную. Голова у него забинтована, на лице – несколько швов. Сломанный нос, сломанные ребра, сломанная челюсть, выбитые зубы. Сидя на больничной койке, он мерит меня мрачным взглядом. Я и в самом деле виноват. Мне следовало отнестись к этому делу внимательнее. Сделка выглядела слишком уж простой, и я должен был догадаться, что здесь что-то не так. Мне следовало подключить к этому делу Гарри и обеспечить нам обоим надежную охрану. Наконец, когда на Бердсли напали, я должен был быть рядом с ним, а не в другом месте.