Джейк Арнотт - Подснежник

– Эй, где твой Святой?! – кричу я. В зале смеются, потом начинают шикать. Дороти скользит по толпе расфокусированным взглядом. Видно, что она пьяна в стельку. Чика-чика-чика… Я уже не могу сдерживаться.

– Интересно, каков он в постели, наш Святой? – снова кричу я, перекрывая шум.

И снова кто-то смеется, но шиканье громче. Дороти взрывается.

– Не твое собачье дело! – вопит она. – Уж получше тебя, импотент!

В публике смеются, никто больше не шикает. Теперь я тоже участвую в представлении.

– Спустись сюда, красотка, – отвечаю я, – и мы это проверим.

– Сейчас я спущусь и разобью тебе всю морду! – визжит Дороти, причем ее акцент становится еще грубее.

Вокруг хохочут. Все оборачиваются, чтобы посмотреть на меня. Я встаю. Зал вокруг меня потихоньку начинает вращаться. Вокруг лица, лица, лица… Люди смотрят на Джека. На Джека Шляпу.

– Ну так спускайся, красотка! – кричу я.

И делаю шаг вперед. Налетаю на стул и пинком отбрасываю его в сторону. Навстречу мне движутся двое швейцаров.

– Все в порядке! – кричу я самому высокому. – Просто мы с Дороти сегодня работаем в паре.

Тупой северянин бурчит что-то со своим неудобопонимаемым акцентом, но его никому не слышно, потому что Дороти выдает свой коронный номер.

– В гробу я вас всех видала! – ревет она и, сплюнув, уходит со сцены.

Вот бедовая девчонка, наша старушка Дороти! Я провожаю ее аплодисментами и приветственным воплем. К швейцарам между тем прибывает подкрепление. Посетители, напротив, вскакивают с мест и торопятся покинуть зал. В дверях – толкотня и давка. В самой гуще толпы начинается потасовка, и джорди спешат туда, чтобы навести порядок. В зале свистят и топают ногами. Какой-то пижон-конферансье в шутовском смокинге с блестками выходит на эстраду и, с трудом перекрывая шум, объявляет следующий номер. Исполнительница экзотических танцев. Я подхожу ближе к сцене. Потасовка у дверей стихла. Швейцары волокут кого-то вон из зала.

Начинает звучать музыка. Какая-то бешеная турецкая мелодия. Барабаны бьют как сумасшедшие. Бум-ба-ди-бум. Бум-ба-ди-бум. На сцене колышет ляжками цыпочка в золотом купальнике. Я тоже раскачиваюсь и дергаюсь под этот варварский азиатский ритм и ничего не могу с собой поделать. Чика-чика-чика-чика… Я проталкиваюсь к самой эстраде. На эстраде ритмично подрагивают в такт музыке крупные сиськи. Трясутся. Гипнотизируют.

– Ур-р-р-а-а-а! – кричу я в знак одобрения. – Давай! Раздевайся!

Цыпочка на эстраде не обращает на меня внимания. Кто-то кричит мне, чтобы я сел на место, но я пропускаю эти слова мимо ушей. Во мне поднимается какая-то безумная волна. Бум-ба-ди-бум. Бум-ба-ди-бум. Чика-чика-чика-чика-чика… Я лезу на сцену. Что, черт меня возьми, я делаю? Да просто лезу на сцену, вот что я делаю!

Я наверху. Танцую вместе с цыпочкой. Трясу всеми частями, как и она.

– Ну, давай, дорогая! – кричу я ей.

– Пшёл вон! – шипит она в ответ.

Очаровательно.

Внезапно танцовщица перестает трясти грудями и уходит. Из зала снова доносится свист и топот. Мне кричат, чтобы я убирался. Кричат и бросают всякие вещи. У моих ног со звоном разбивается стакан. Я стою на эстраде и смотрю на море лиц. Суки! Я вас не боюсь! Клал я на вас с прибором! Музыка все звучит, и я начинаю танцевать на глазах у всех этих грязных козлов. Я расстегиваю пиджак и ловко уклоняюсь от пролетающей мимо пепельницы. Слабо, дорогие мои, слабо! Ослабляю узел галстука, снимаю и раскручиваю над головой, словно боа из перьев, как делают стриптизерши. Потом бросаю галстук в толпу и начинаю расстегивать рубашку. Я покажу этим людишкам, что такое настоящий мужчина!

Сбрасываю одновременно рубашку и пиджак, и в меня перестают лететь разные предметы. Брюки я сбрасываю уже под одобрительные возгласы. Эти гады развлекаются!.. Мои плавки вызывают у них настоящий взрыв смеха. Шляпу я, разумеется, оставляю и некоторое время танцую под варварскую турецкую музыку.

Швейцары-джорди тоже на сцене вместе со мной. Один заходит слева, другой наступает справа. Делаю шаг навстречу первому, разворачиваюсь, бью, и джорди валится с ног, опрокидывая столик, стоящий у самой эстрады. Я поворачиваюсь – и пропускаю крепкий удар в скулу от второго болвана. Пячусь назад. Джорди наступает, и я провожу хук в челюсть, потом – кросс, и он тоже падает. Собираюсь пнуть болвана ногой, но кто-то хватает меня сзади и, прижав мне руки к бокам, тащит куда-то за кулисы.

– Джек, ради всего святого, успокойся!