Филипп Ванденберг - Восьмой грех

— Начинаем торги со стартовой цены в пятьдесят тысяч евро! Кто больше? — Аукционист сделал серьезное лицо, оглядывая зал. Одна газета оценила эту книгу, содержание которой было столь же таинственным, сколь и ее происхождение, в сто тысяч евро.

— Пятьдесят пять, шестьдесят, семьдесят, семьдесят пять, восемьдесят. Восемьдесят раз!

Тишина.

— Восемьдесят пять тысяч! — Аукционист указал на мужчину из первого ряда в сером двубортном костюме.

— Сто тысяч евро! — отозвалась с задних рядов женщина, которая информировала покупателя о торгах но телефону.

— Сто тысяч раз…

В тот же миг торги за книгу вновь разгорелись, и за сорок секунд присутствующие в зале и телефонные покупатели подняли цену лота до двухсот тридцати тысяч евро.

— Двести тридцать тысяч евро, — повторил аукционист с наигранным спокойствием. — Раз… два…

Вдруг, будто проснувшись, рядом с Мальбергом поднялся мужчина с номером 222 — бледный тип с зачесанными назад волосами.

— Двести тридцать пять тысяч евро для господина с последнего ряда… Раз, два… Больше никто не желает? Три! Продано.

В зале раздались аплодисменты, всегда сопровождавшие крупные покупки. Мальберг искоса взглянул на соседа. У того на лице не отразилось никаких эмоций: он смотрел прямо перед собой, словно его это не касалось. И далее в ходе аукциона, когда с молотка шли ценные инкунабулы, незнакомец сидел неподвижно, как статуя.

— Простите, что я к вам обращаюсь. — Мальберг повернулся к бледному мужчине. — Вы коллекционер?

Будто марионетка, незнакомец резко повернул голову в сторону Лукаса и взглянул на него глубоко посаженными глазами. Потом он неприветливо и решительно ответил:

— Мне кажется, это вас не касается, мой друг!

Несмотря на то что у него было почти идеальное произношение, можно было уловить легкий итальянский акцент.

— Да, да, конечно, — ответил Мальберг и подумал, что на этом разговор будет закончен. Но мужчина неожиданно спросил:

— С чего вы взяли, что я коллекционер?

— Ну, знаете ли… — Ответ дался Лукасу нелегко: — Только коллекционеры способны так переплачивать за книгу сомнительной ценности.

— Вы думаете, что книга — подделка?

— Конечно нет. На рынке старинных книг фальшивки встречаются крайне редко. Вам наверняка знакомо высказывание: «Камиль Коро [34] Французский пейзажист Жан Батист Камиль Коро (1796–1875). написал за всю свою жизнь две тысячи картин, три тысячи из которых висят в Америке». Нет, чтобы подделать книгу времен зарождения печатного искусства, нужно потратить колоссальную сумму. И вообще, нет ничего проще, чем установить возраст бумаги или пергамента.

— Но ведь книга Менделя относительно нестарая!

— Да. Но цена зависит от уникальности, истории и, конечно, содержания.

Незнакомец начал вдруг проявлять к Мальбергу интерес.

— Вам знакомо содержание этой книги? — спросил он.

— Да. То есть… нет. Я лишь приблизительно знаю, о чем говорится в книге.

— Ах вот как! — Мужчина задумчиво улыбнулся. Это не было радостью, скорее ощущением превосходства. Продолжая наблюдать за торгами, он шутливо добавил: — Тогда вы знаете больше меня.

Мальберг почувствовал, что его ни во что не ставят. Мужчина явно не воспринимал его всерьез. Мальберг наклонился к нему и шепотом произнес:

— Лишь немногие библиофилы, даже не эксперты, вообще знают о существовании этой книги Грегора Менделя. Вероятно, она относится к величайшим произведениям, которые когда-либо были написаны. Но поскольку «Peccatum Octavum» считалась утерянной и к тому же была написана зашифрованным текстом, то канула в небытие. Неудивительно, что книга и ее содержание вызвали столько слухов. Но это вам и самому, вероятно, известно. Все газеты кричат об этом.

— Нет, нет! — Бледный мужчина был удивлен. — Вы, я вижу, знакомы с предметом не понаслышке. Остается только гадать, откуда вы все это знаете.

Теперь настала очередь Мальберга. Задумчиво улыбаясь, с легкой надменностью во взгляде он ответил:

— Я изучал библиотековедение и написал дипломную работу на тему забытых памятников мировой литературы. К ним также относится и книга Грегора Менделя «Peccatum Octavum». Я и предположить не мог, что где-то сохранился экземпляр этого выдающегося произведения.

Время близилось к обеду. Тихая беседа на заднем ряду вызвала недовольство в зале.

— Не окажете ли мне любезность отобедать вместе со мной?

Учтивое обращение незнакомца не осталось незамеченным Мальбергом.