Андрей Рубанов: Хлорофилия

В Священной Тетради – он дословно помнил – про это было написано так:

«Если нечто неведомое прорастает рядом с тобой или сквозь тебя, Ѓ\ не спеши вкусить от этого. А если вкусил, Ѓ\ не спеши объявлять это медом. Это может быть яд. Но и ядом не объявляй Ѓ\ это может быть одновременно и отрава, и амброзия. Все зависит от величины твоего желания.

Чем больше вкушаешь меда сладкого Ѓ\ тем бо2льшим ядом становится мед. И кто пожелает сожрать весь мед этого мира Ѓ\ тот кончит тем, что будет жрать весь его яд».

Вечера здесь были прохладные, медленные. В полночь мрак густел до такого состояния, когда его, протянув руку, можно было почти потрогать, как пугливое животное. На крыльце каждого домика горел фонарь, но за пределами освещенного пространства шевелилась влажная фиолетовая неизвестность.

В столовой волонтеры пили водку. Пахло пригорелой кашей.

Савелий не боялся темноты и тем более леса. Он чувствовал прилив сил. Ноги шли сами собой. От земли исходило тепло. Очень хотелось снять ботинки.

У опушки его окликнул Муса.

– Ты бы тут не бродил, – посоветовал он.

Рядом появился Глыбов: камуфлированный, нетрезвый, с автоматом наперевес. Шумно дышащий старым (вчера выпитым) и новым (выпитым сегодня) алкоголем миллионер мало походил на развязного мясистого атлета, когда-то снисходительно отвечавшего на вопросы журналиста Савелия Герца посреди пронизанной солнцем московской резиденции. Продавец солнца сильно похудел, отпустил бороду, по делу и без дела сквернословил и оглушительно сморкался, зажав пальцем одну ноздрю. Он напоминал мелкого жулика, который утаил общую добычу и точно знает, что завтра подельники побьют его ногами. Вспоминая прежнего Глыбова, Савелий смотрел на нынешнего и думал, который из них настоящий. Если люди становятся самими собой только в минуты испытаний – тогда выходит, что комфорт и благополучие противопоказаны им; тогда выходит, что правы те, кто живет по принципу «чем хуже, тем лучше». Если испытания делают людей людьми – значит, людям нужны в первую очередь испытания, а потом все остальное.

Небо было беззвездным.

«Тучи, – подумал Савелий. – Будет дождь. Это хорошо».

– За нами наблюдают, – вполголоса сообщил Муса, глядя в чащу. – Весь вечер. Вижу минимум двоих. Вон у той сосны.

Савелий попытался всмотреться в темноту, ничего не увидел.

– Обычно они не подходят так близко, – сказал Муса. – А сейчас стоят и глазеют. Не стесняются.

– Ну и пусть, – пожал плечами Савелий.

– Как думаешь, чего они хотят?

Савелий подумал и предположил:

– Сегодня в поселке очень шумно. Вот они и пришли. Узнать, в чем дело.

– Значит, – спросил Муса, – вчера было не так шумно?

– Нет. Вчера было тихо. Во-первых, не было вас…

Муса усмехнулся:

– А во-вторых?

– Во-вторых, вы привезли из Москвы новости. Сейчас их обсуждают.

– Ты имеешь в виду новости насчет травы?

– Да.

Глыбов сплюнул:

– С травой в Москве пока ничего не ясно.

– По-моему, – возразил Савелий, – уже все ясно. Трава подыхает. Волонтеры возбуждены. Кое-кто празднует. Пьянство, музыка. Дикари забеспокоились и прислали разведчиков.

Миллионер опять сплюнул.

– А я не люблю, – сказал он, – когда за мной наблюдают. Мне этого в Москве хватало. Две видеокамеры на кубический метр пространства! Стоило лететь за пятьсот километров, чтобы поиметь то же самое. Здесь что, дикий лес или проект «Соседи»?

– Ладно, – произнес Муса. – Пусть смотрят. Пойдем спать. Завтра много дел.

– Сейчас пойдем, – пробормотал Глыбов и шагнул вперед. Толкнув Савелия плечом, он передернул затвор и грубо выкрикнул: – Алло! Граждане индейцы! Выходи, кто смелый! Мы с вами одной крови!

Муса тихо засмеялся.

– Господа маугли! – хрипло продолжал миллионер. – Скоро мы вас подвинем! Привезем сто тыщ городских бездельников – будете учить их репку сажать и рыбу ловить! Кончился наш город! Как Атлантида утонула в океане, так Москва тонет в собственном жире. Выходите, поговорим. Цивилизация погибла. История окончена. Возьмите меня к себе. Я сильный. Я вам пригожусь. Прошу принять в ряды племени Белого Лося! Не то я собственное племя организую. Племя пожирателей зеленой мякоти! Давай выходи! Мы вас видим! Мы про вас знаем!

Дикари, естественно, не вышли. Если бы Савелий был дикарем, он бы тоже не вышел.

– Давай выходи! – заорал Глыбов, передергивая затвор. – Хули в кустах гаситесь?! Я Петя Глыбов, я свой первый стебель в тринадцать лет завалил! Я из плесени вылез, я на седьмом этаже рожден! Выходи, кто смелый! Ножи, топоры, повидло – тоже мне, хозяева! Всем головы поотрываю! Как спрыгнули с ветки, так и назад запрыгнете! Раздавлю, уничтожу, сто раз куплю и продам!