– Нет, – искренне ответил Савелий. – Не хочу.
– А я все равно расскажу. Твой Полудохлый всегда был растением. Всю жизнь только жрал, спал и загорал. Больше ничего не делал.
– Он работал, – возразил Савелий.
– Нет. Он не работал. Он других заставлял. Пинал, подгонял… Неудобных увольнял, нанимал удобных… Послушных, бессловесных… Это не работа. Так что теперь ему в стебли зеленые – прямая дорога. Но ты же не такой!
– А какой? – Савелий не смотрел на жену.
– Слушайте, – перебил Гоша. – Если вам надо поругаться, я выйду. Но нам надо решать насчет Москвы…
– Нет, – возразил Савелий. – Останься. Лучше выйду я. Сегодня моя женщина не в духе. А насчет Москвы…
– Может, я и не в духе, – перебила Варвара, – зато дух – во мне. А в тебе его нет. Ты был созидателем, Савелий. Ты делал. Изобретал. Придумывал. Ты никогда не станешь растением. Запомни. И сын твой родится не зеленым уродцем, а нормальным здоровым ребенком. А теперь иди. Если хочешь.
Она была большая, круглая, она светилась предчувствием материнства. Она ничего не боялась – ни Бога, ни черта, ни беспорядков в Москве – и упреки произносила, словно читала хорошие лирические стихи: нараспев, блестя глазами, с умной полуулыбкой. Может быть, проецировала мужа на сына, подсознательно тренировала интонации.
Савелий хотел извиниться, дотронуться, погладить ее по голове, вместо этого пнул ногой дверь, вышел в ночь, переживая гнев, досаду и прочие несвойственные растениям эмоции.
Уходить, правда, очень не хотелось. В домике жены пахло едой. Час назад Варвара варила мясо. Курицу варила. Пахло супом. Варвара редко ходила в столовую, готовила сама: утверждала, что это ее успокаивает, помогает держаться. Пока читали журнал, Савелий с удовольствием вдыхал запах живого существа, убитого, сваренного и съеденного другим живым существом, и осторожно размышлял о выздоровлении.
Судя по всему, новое чудо-лекарство действовало. По сложившейся за долгие месяцы привычке он думал про себя как про растение – но апатия отступила, нервы жаждали возбуждения, мускулы напрягались сами собой, и мысль о куске горячего мяса не шла из головы.
Он спрыгнул с крыльца, вдохнул влажный воздух.
Хорошо бы действительно вернуться в Москву. Там горячее мясо, там драка, там страсти. Там жизнь. Надо возвращаться. Человеком или стеблем зеленым – не важно. Пешком, на вертолете, любым способом. Господи, какой из меня стебель! Я человек, я хищник из хищников. Надо вернуться, да. Обнять старого пьяницу Годунова. Рассказать ему о секретном поселке в лесной глуши. Потом вместе с ним (и Филиппка прихватить) найти Пружинова, из-под земли достать, открутить голову и язык вырвать. И забыть про гада навсегда. И заняться делом. Рвануть зубами мясо событий. Написать статью. Опубликовать тиражом сто тыщ. Найти короткие и точные слова, не длиннее четырехсложных. Убедить людей: пусть перестанут есть то, что растет без их участия, а едят только то, что выращено в поте лица.
Кто придумал жрать мякоть – тот глупец. Зачем жрать мягкое, если ты рожден, чтобы грызть, терзать, глодать и рвать на куски? Зачем покупать из-под полы таблетку счастья, если счастье – вот оно, даром, сколько хочешь, – только положи ладонь на живот своей беременной жены…
Поселок не спал. Отовсюду слышались возбужденные возгласы, ругань и смех. В нескольких местах жгли костерки, метались тени, темноту чертили огоньки сигарет. Кто-то хрипло пел, кого-то тошнило, кто-то громко и косноязычно провозглашал, как хорошо было бы закинуться сейчас восьмым номером или лучше девятым напоследок, чтобы запомнить навсегда. Ему запальчиво возражали в том смысле, что вредно кушать слишком много сладкого.
И не только сладкого, добавил про себя Савелий, обходя стороной место дискуссии, слишком много кушать вообще вредно. И мягкого, и твердого. И мяса, и таблеток счастья.
Виноват не тот, кто пробует новое, а тот, кто уверяет, что счастье можно сгустить в таблетку. Не тот преступник, кто первый вкусил от стебля. А тот, кто решил очищать и концентрировать.
Им ведь все равно, где брать сырье. Не будет гигантских зеленых стеблей – они отыщут что-нибудь другое. Они знают, что спрос на сладкое есть всегда. Они хорошо понимают: человек не способен устоять, если искусить его радостью в чистом виде, – схватит и сожрет и забудет, что в природе нет ничего в чистом виде.
«Пора в Москву, – повторил себе Савелий. – Хватит сидеть в лесу, в комфортабельном дендрарии, мне больше нечего здесь делать».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу