Майкл Слэйд - Вурдалак

Когда Уинстон Брейтуэйт вошел в «Мокрушную», у дверей беседовали двое.

— Как будто мы не убийц брать приехали, а на нарушение общественного спокойствия, — говорил один. — Видел бы ты этих уродов, сержант! Один мне хотел нос расквасить.

— Небось, ирландец?

— Да нет, негритос. Я ему, козлу, чуть башку об стену не расшиб.

— Да, черномазые, бывает, взбрыкивают. Впрочем, кое-кто из наших цветных коллег тоже.

— Больно много об себе понимают.

— Что ж, значит, придется их поучить, ясно? Нельзя на это сквозь пальцы глядеть. Раз прохлопаешь, потом черт знает до чего дойти может. Брикстонская заварушка. Тоттнэм. Нечего всякой шпане воображать, будто они…

— Тс-с-с! Легок на помине…

Они обернулись и воззрились на Брейтуэйта. Сержант кивнул, и собеседники отправились по местам. Брейтуэйт остановился и осмотрелся в поисках старшего суперинтендента Хилари Ренд.

Доктор Уинстон Брейтуэйт родился в Бриджтауне, на Барбадосе, в семье чернокожих резчиков сахарного тростника. Это был крепкий, жилистый сорокалетний мужчина. Он носил очки в роговой оправе, прекрасно играл в крикет, а когда улыбался, во рту сверкал золотой зуб. Одевался доктор безукоризненно: сшитый на заказ синий фланелевый пиджак, серые брюки свободного покроя, белоснежная рубашка и галстук в красную полоску. Брейтуэйт не был женат. Смысл и содержание его жизни составляла работа.

Двадцать лет назад страсть к учебе привела его, родсовского стипендиата, в Британию. К двадцати четырем годам он закончил Оксфорд, получил степень бакалавра медицины и на базе лондонской больницы Модели приступил к докторской диссертации, избрав областью своих исследований судебную психиатрию. Работа называлась «Структура личности буйного социопата». В настоящее время доктор Брейтуэйт консультировал Министерство внутренних дел и муниципальную полицию по вопросам психиатрии.

Наконец в глубине помещения, в нише, занятой терминалами ЕНПКС, Брейтуэйт заметил старшего суперинтендента и двинулся к ней.

Проходя через комнату, он увидел информационный стенд шириной во всю стену. Несколько человек внимательно изучали приколотые к нему листы. Их было столько, что они налезали один на другой. Карта муниципального округа, утыканная булавками и флажками. Выборка документов и фотографий из картотеки отдела регистрации преступлений — перспективные случаи. Глянцевый снимок: трое мужчин возле пивной, голова одного жирно обведена красным мелком. Список штатных переводчиков и расписание дежурств дактило-скопистов. Приметы и фотороботы находящихся в розыске, больше похожие на злые карикатуры, поскольку часть сведений о разыскиваемых была получена от медиумов, а часть — от специально загипнотизированных свидетелей. Распечатки оперативных сводок, поступивших из участков, — списки арестованных за минувшую ночь. Переданные по телефону сообщения частного характера. Рекомендации касательно работы ЕНПКС, поступившие с периферии. Последний номер «Службы» — выходящей раз в две недели ярдовской многотиражки. Плюс распечатки данных, спущенных из С-11 — информационного центра и отдела внутренней инспекции и надзора.

Звонили телефоны, стучали пишущие машинки, попискивали рации.

Проходя между рядами столов, Брейтуэйт невольно слышал обрывки разговоров:

— … вся штука в том, что он не может уломать начальство, верно? Ну так пусть найдет кого-нибудь посмелее и обыщет эту хазу…

— … Кроуфорд, поди сюда! Имя ты записал правильно, а причину задержания не указал…

— … повтори-ка еще разок номер этой машины, лапушка…

— … и ладно бы только чужие жены, Смит, так нет же, столько хороших людей нажили неприятности из-за…

— А, мистер Брейтуэйт, — сказала Хилари Ренд. — Спасибо, что пришли. А я как раз собиралась перекусить. Не составите компанию? Чай. Сэндвичи. Если предпочитаете кофе, есть и кофе.

— С удовольствием выпью чаю.

— Прекрасно. Вы читали утренние газеты? Брейтуэйт кивнул.

— Тогда, если не возражаете, совместим приятное с полезным.

Высокой, худощавой Хилари Ренд шел пятьдесят пятый год. Серый фланелевый костюм, простая белая блузка, никакой косметики — лишь губы тронуты красной помадой, — умеренно короткая стрижка. Однако назвать эту даму хрупкой язык не поворачивался: ни грамма сентиментальности и умные, проницательные ярко-голубые глаза.

«Будто знает, что у тебя на уме, — подумал доктор, — и внимательнейшим образом наблюдает за тобой, ждет, чтобы ты невольно чем-нибудь да выдал себя, ждет долго, терпеливо — и ты, раздавленный этим пристальным взглядом и атмосферой недружелюбного молчания, в конце концов оправдываешь ожидания».