Майкл Слэйд - Вурдалак

Вурдалаки накрыли ящик крышкой и, прежде чем засыпать землей, удостоверились, что трубка занимает вертикальное положение и видна над краем могилы.

Могильный Червь крикнул:

— Сакс, слышь?

В яме глухо забубнили.

— Потом закатимся в город, схарчим по большому гамбургеру и посмотрим «Ночь живых мертвецов».

Засыпав могилу, они утрамбовали землю, следя, чтобы трубка торчала из нее на несколько дюймов.

— И чего теперь? — шепотом спросил Страшила. Могильный Червь опять расплылся в своей знаменитой улыбке:

— Я засек в миле отсюда магазинчик. Айда за колой.

— А этот?

— А этот пусть лежит, пока не просечет настоящий принцип «Вурдалаков»: по эту сторону могилы нельзя доверять никому.

Первый приступ ужаса Сакс пережил, осознав, что с трудом может пошевелиться: ящик был шесть футов длиной, фут высотой и два фута шириной. Вытянутые руки Сакса плотно прижимались к бокам, а когда он попытался их поднять, то наткнулся на доски. Он не мог ни согнуть их в локтях, ни коснуться головы, ни сесть. У него вдруг зачесалось в левом ухе.

Не думай об этом, уговаривал себя Сакс.

Но зуд становился все сильнее…

… сильнее…

… и наконец он понял, что это.

В ухо заползали насекомые!

У него вдруг осталось только одно желание — пошевелиться; отчаянное, необоримое желание хоть на дюйм раздвинуть окостенелые объятия могилы. Всего на дюйм, ведь и этого будет довольно, чтобы почувствовать: он еще хоть что-то может…

Сакс начал корчиться, ерзать, извиваться, забился в гробу, пытаясь головой и руками открыть крышку.

«Перестань! — велел здравый смысл. — Ты истечешь кровью!»

И Сакс мгновенно затих.

Теперь он лежал в кромешной подземной тьме, боясь шелохнуться, совершенно один… а его мысли, ходившие по кругу, становились все короче, круг — все уже, теснее, и наконец Сакс понял, что сейчас закричит и будет вопить благим матом, пока не надорвет связки.

Он открыл рот, и его губы судорожно затрепетали в лад глухому, неровному стуку сердца, но с них не сорвалось ни звука.

И тогда Сакс понял, что медленно гибнет от удушья. Солнечный свет не проникал через дыхательную трубку, и мальчика охватила паника: вдруг она забилась землей?

Он обливался потом, руки и ноги затекли, по телу бегали мурашки.

В ящике было невыносимо жарко — солнце накалило землю, а следом и воздух внутри гроба.

Саксу сдавило грудь, в ушах зазвенело — з-з-з-з-з… а может, это жужжала огромная навозная муха, похороненная заживо вместе с ним; жужжание делалось все громче, пока наконец съежившийся в комочек рассудок Сакса не оказался насквозь проникнут им.

Сакс зажмурился, словно так можно было избавиться от звука, и на мгновение ему привиделись огромные города и высоченные, покрытые иероглифами монолиты, с которых капала зеленая липкая жижа. Невесть откуда возник голос… нет, не голос — смутный призрак голоса забормотал у порога слышимости какую-то тарабарщину: «Ктулху фхтагн».

Но вдруг мальчик разобрал кое-что еще, и его веки задрожали. Словно электрический разряд прошил мозг, кровь отхлынула от висков, сердце едва не лопнуло, глаза полезли из орбит.

Ноздрей Сакса неожиданно коснулись кислые испарения сырой почвы, запах гнили и тлена. Он различил шорох движения в соседних могилах, и тогда пришло озарение. Саксу почудилось, будто он (словно его глаза превратились в рентгеновские аппараты) видит сквозь землю, видит гробы, а в них — кишащие личинками остовы, полуистлевшие головы с проглядывающими из-под серо-зеленой плесени белыми островками голой кости, кожу и мышцы, преображенные в желтые скользкие тяжи.

Потом свет вновь померк, и вскоре Сакс почувствовал: в земле закопошились сотни могильных червей, привлеченные теплом его пока живой плоти. К своему ужасу, он услышал, как они буравят доски ящика.

Один за другим паразиты проникали к нему в голову, заползали в рот… в глаза… в ноздри… в уши… высасывали серое вещество его мозга, а руки Сакса, беспомощно прижатые к бокам, стискивал клаустрофобически тесный гроб.

В отчаянии он напряг горло, готовый завыть по-волчьи, — и преуспел. Протяжный, тонкий вопль ужаса заметался внутри ящика, но не смог пробиться сквозь толщу земли.

Когда Сакс, не жалея себя, вновь ударил головой в крышку гроба, над самым ухом у него раздался свистящий шепот, в котором звучал не меньший ужас: «Прекрати, болван! Мы истечем кровью!»

— Кто ты? — истерически вскрикнул мальчик.