Михаил Кречмар - Центр мира

– Я хочу также сказать о том, – продолжал Тохти Тунъяз, – что делают люди во всех тех странных советах и комитетах, учреждённых нашими бежавшими братьями в странах неверных. Возможно, мои слова будут произнесены во гневе, но я стар, я очень стар и должен сказать. Возможно, эти люди делают великое и благородное дело. Возможно, они помогают тем нашим братьям, которые силами хань-су выброшены с родной земли. Но мне отсюда кажется, что на самом деле они служат хань-су, потому что не делают главного. Нас здесь двадцать пять миллионов, а они помогают всем, но не нам! Делят между собой деньги, которые изгнанники жертвуют для нас, завладели вниманием всего мира, пытаются учить нас жить… Но сами они здесь не живут, а значит, не имеют на это права. Внук Халила Ходжи вернулся к своему народу, несмотря на то, что в стране неверных он был учитель, муфтий, очень уважаемый и состоятельный человек. Он бросил всё и пришёл делить наше горе, наше бесконечное горе, потому что безрадостно наше будущее.

– С чем ты пришёл, внук Халила Ходжи? – вкрадчиво спросил кашгарский ахун.

– Достопочтеннейшие из достопочтеннейших, – проговорил Измаил, потупив глаза. – Сперва я хочу поведать о том, что, несмотря на то что в стране неверных прошла вся моя жизнь, сейчас я прибыл с Земли Пророка. Наши братья по вере готовы помочь нам! А теперь ответьте мне, достопочтеннейшие из достопочтеннейших – хотя кто я такой, о Аллах, чтобы требовать у вас ответа? – в чём больше всего нуждается мой народ, чтобы обрести свободу? Сейчас я попробую сам ответить на этот вопрос, ибо Аллах вложил мне в сердце этот ответ: деньги, оружие и воины!

«Ничто так не выдаёт человека и не является столь запоминающимся в его внешности, как глаза, – постоянно говорил Старик. – Поэтому учитесь прятать свой взгляд, учитесь не глядеть в лицо собеседнику. Легче всего запоминаются люди с большими и светлыми глазами – они, с моей точки зрения, практически не годятся для полевой работы. Мне самому пришлось уйти из полевых офицеров из-за взгляда – уж я-то знаю, о чём говорю».

Сидевший напротив Шергина майор Службы Максим Спадолин поднял глаза от папки и выразительно усмехнулся. Само существование Спадолина в отделе серьёзно противоречило принципиальной позиции Шергина. Был он темноволос, по-яркому голубоглаз, с выпирающими скулами и насмешливо вздёрнутым носом. Секретарши его обожали и считали, что он чем-то напоминал молодого Алена Делона. Во всяком случае, он выделялся из основной массы шергинских аналитиков, которые все как на подбор отличались низкими лбами и косящими взглядами из-под бровей.

– Итак, руководству потребовалась аналитическая записка о центробежных процессах, происходящих в Китайской Народной Республике вообще и Синьцзян-Уйгурском автономном районе в частности. Как скоро и в каком объёме?

– Скоро? Как всегда – вчера. Что до объёма – на ваше усмотрение. Страниц шесть-семь, две карты, диаграммку какую-нибудь для наглядности… – произнёс Шергин.

– Разрешено ли будет, – Спадолин и так знал ответ на этот вопрос, но тем не менее обратился с ним «по инстанциям» в виде сидящего напротив Шергина, – разрешено ли будет обратиться к Братьям за дополнительной информацией по данному вопросу?

– Отвечаю однозначно: деятельность Братьев в данной докладной должна оцениваться с позиции постороннего наблюдателя. А почему вы спрашиваете?

– Ну… Братья всегда плотно пасли уйгурских сепаратистов… Именно они рассчитывали вероятности развития общественного движения, вмешательства внешних сил и тэ дэ и тэ пэ…

– Если бы наше руководство интересовала точка зрения Братьев на происходящее, они бы к ним и обратились. Кстати, не исключаю, что они так и поступили. Рекомендую помнить об этом при подготовке записки. Что ещё?

– Если честно?

– Странный вы человек, Максим Сергеевич. Кто же в нашей Службе кого честно спрашивает? Хотите спросить – спросите.

– Что вы сами-то об этом думаете?

– Что я думаю? – Шергин поднял глаза от папки и поглядел на Максима поверх очков. «Глаза-то какие молодые, – в очередной раз удивился Спадолин, – без красных прожилок и не слезящиеся…»

– Думаю я, Максим, что в кои-то веки наше начальство задумалось о по-настоящему важных вещах. Не о кавказских набегах на Кубань и не о вероломных хохлах и ляхах. А о вещах, действительно способных влиять на всю структуру России – той страны, какой она сформировалась в XVII–XIX веках.