Михаил Кречмар - Центр мира

– Да в том-то и проблема, что я не знаю, как подобраться к этой затее. Вы даёте мне данные пяти метеостанций вокруг ущелья Кара-Суу, но в горах направление ветра меняется самым причудливым образом. А в этом рельефе…

– Всю помощь в моделировании воздушных потоков…

Здесь Ухонин стукнул ладонью по столу так, что стоящие на нём стаканы подпрыгнули.

– Точно!

Чен улыбнулся – на этот раз всем лицом.

– Итак?

– Слушай меня, скромный хозяин великой страны, – возбуждённо заговорил Ухонин. – Модель поведения воздушных потоков над ущельем Кара-Суу и озером Кара-Коль мне нужны как можно быстрее. Кроме того, мне необходимо знать, какой длины морена вот здесь – он ткнул пальцем в карту – в полукилометре от «Хун Шаня».

– Хм-м-м, – Чен выглядел озадаченным. – Но это практически на глазах у базы и уж совершенно точно – на слуху её обитателей. Ваш самолёт при попытке сесть на этой морене будет немедленно встречен огнём и уничтожен!

– А я не собираюсь сажать там самолёт, – рассмеялся Ухонин. – Вы такое имя – Скорцени – слышали?

Тут Чен тоже хлопнул ладонью по столу, так что стаканы подпрыгнули ещё раз.

– Планер?

– Нет! Я предлагаю выбросить десант на парапланах, и это может произойти прямо над перевалом Кек-Таш. Группа парашютистов спланирует на расстояние около восьми километров и приблизится к цели совершенно бесшумно. Тем более что, по вашим прикидкам, последняя уже будет изрядно потрёпана.

– Я бы предпочёл, чтобы она была полностью уничтожена, – потёр виски Чен, – а десант выполнил бы уже функции окончательной зачистки.

– Кстати, – хитро сощурился Ух, – это дело, может, и не моё, но откуда вы собираетесь брать десант?

Карл Хузен был молодым человеком двадцати восьми лет и никак не походил на координатора движения за освобождение Восточного Туркестана. Ни Чен, ни Спадолин не смогли выявить его связей с германской разведкой, что, впрочем, вовсе не означало, что таких связей не было. Официально Карл, вместе со своим приятелем, Верндлем, занимался освещением деятельности остатков немецкой диаспоры в Средней Азии. Конечно, основное количество колонистов покинуло регион с 1989 по 1996 год, но тем не менее в Узбекистане, Казахстане и Киргизии оставалось около ста двадцати тысяч этнических немцев. Кое-кто из уехавших на территорию Фатерланда даже рискнул вернуться обратно – для того, чтобы открыть собственное дело или в качестве высококвалифицированного специалиста.

Хузен был практически неразлучен с Верндлем – когда-то они вместе учились в университете Франкфурта-на-Майне, затем – в Лондоне, и, как поговаривали злые языки, одно время были любовниками. Большая же часть журналистского community этому не очень верила – с одной стороны, потому, что оба немца оказывали недюжинное внимание местным прелестницам, постоянно клубившимся вокруг владевших свободно конвертируемой валютой иностранцев; с другой – просто потому, что основным девизом видавшего виды журналистского бомонда можно было сделать слова: «Много врут люди…»

Именно этим девизом и руководствовался Зим, когда впервые услышал о связях Хузена с уйгурским освободительным движением. Многоопытный Лагутин вдобавок утверждал, что в Казахстане нет ни одного международного журналиста, которого бы КНБ не подозревал в этих связях – в основном потому, что большинство журналистов действительно пыталось найти выход к настоящим сенсациям. Жизнь азиатских корпунктов ими не особенно баловала.

Однако, направляясь на встречу с Карлом, Зим считал, что свидетельство о контакте с сепаратистами в буквальном смысле лежит у него в кармане.

Для встречи с Хузеном Зим предусмотрительно снял меблированную комнату. Сперва он хотел арендовать её через водителя корпункта IEN Талгата Курбангалиева, но в конце концов решил попросить об этом Чена. Тот сумел устроить так, что квартирка была снята группой китайских гастарбайтеров, уж точно не представлявших никакого интереса для казахстанского КНБ.

Карл Хузен оказался долговязым немцем с вытянутым вперёд и будто бы сплюснутым по бокам лицом, с длинным носом и выпяченными губами, будто в любой момент готовыми к поцелую. Русые волосы на его длинном черепе уже начинали редеть, так что к тридцати пяти годам он обещал полностью облысеть. Глаза у него были живые и серые и, глядя в эти глаза, Зим в очередной раз предупредил себя, что его собеседник вовсе не дурак. Ну что же, для того, чтобы победить большую сообразительность, требуется значительная подготовка, не правда ли?