Дэниел Силва - Властитель огня

В коридоре его ждала Дина в носках.

– Мне это кажется знакомым, Габриэль.

– Что именно?

– То, как они это осуществили. То, какой сделали шаг. Спланировали. Сама смелость затеи. Это похоже на Мюнхен и историю с «Сабеной». – Она умолкла и заправила прядь черных волос за ухо. – Это похоже на «Черный сентябрь».

– «Черного сентября» ведь нет, Дина… во всяком случае, больше нет.

– Вы просили нас искать то, чего недостает. В эту категорию входит Халед?

– Халед – это слух. Халед – это рассказ о призраке.

– А я этому верю, – сказала она. – Ночью не могу заснуть, думая о Халеде.

– У тебя есть предчувствие?

– Теория, – сказала она, – и любопытный факт, подкрепляющий ее. Хотите послушать?

Тель-Авив.

20 марта

Они снова собрались в девять часов вечера. Атмосфера, как впоследствии вспоминал Габриэль, была такая, точно собралась группа университетских студентов, слишком усталых, чтобы заняться чем-то серьезным, но не желавших расставаться. Дина, чтобы придать больше веса своей гипотезе, стояла позади небольшой кафедры. Иосси сидел на полу, скрестив ноги, в окружении бесценных папок из отдела исследований. Римона, единственная, кто был в форме, сидела, положив ноги в сандалиях на спинку пустого стула Иосси. Иаков сидел рядом с Габриэлем, застыв, словно изваяние из гранита.

Дина выключила свет и поставила на проектор фотографию. На ней был ребенок – мальчик в берете и кафие на плечах. Мальчик сидел на коленях у смущенного пожилого мужчины – Ясира Арафата.

– Это последняя достоверная фотография Халеда аль-Халифа, – сказала Дина. – Место действия – Бейрут, год тысяча девятьсот семьдесят девятый. Снято на похоронах его отца – Сабри аль-Халифа. Через несколько дней после похорон Халед исчез. И его никогда больше никто не видел.

Иаков зашевелился в темноте.

– Я считал, что мы намерены иметь дело с реальными фактами, – буркнул он.

– Дай ей закончить, – раздраженно произнесла Римона.

Иаков обратился было к Габриэлю, но взгляд Габриэля был прикован к обвиняющему взгляду ребенка.

– Пусть кончает, – буркнул он.

Дина убрала фотографию мальчика и поставила на ее место другую. Это был черно-белый снимок, слегка вне фокуса, на котором верхом на лошади сидел мужчина с патронташем на груди. Пара черных глаз, едва заметных сквозь приспущенную кафию, вызывающе смотрела прямо в фотоаппарат.

– Чтобы понять Халеда, – сказала Дина, – нам надо сначала познакомиться с его знаменитыми родственниками. Этот человек – Асад аль-Халифа, дед Халеда, и мой рассказ начинается с него.

Палестина под управлением турок, октябрь 1910 г.

Он родился в деревне Бейт-Сайед у невероятно бедного феллаха, которому Аллах в качестве проклятия послал семь дочерей. Отец назвал своего единственного сына Асадом – Львом. Любимый до безумия матерью и сестрами, обожаемый слабым и уже немолодым отцом, Асад аль-Халифа рос ленивым ребенком, который так и не научился ни читать, ни писать и отказывался выполнить требование отца и выучить наизусть Коран. Время от времени, когда ему требовалось немного денег, он шел по выщербленной дороге, которая вела в еврейское поселение Петах-Тиква, и работал целый день за несколько пиастров. Мастера-еврея звали Зев.

«На иврите это значит „волк“», – сказал он Асаду.

Зев говорил по-арабски со странным акцентом и все расспрашивал Асада про житье в Бейт-Сайеде. Асад ненавидел евреев, как и все в Бейт-Сайеде, но работа не была слишком тяжелой, и он был рад, что получает деньги у Зева.

Петах-Тиква произвел впечатление на молодого Асада. Как это сионисты, недавно прибывшие на эту землю, сумели столько всего проделать, в то время как арабы продолжают жить в нищете? Повидав каменные виллы и чистые улицы еврейского поселения, Асад почувствовал стыд, вернувшись в Бейт-Сайед. Ему хотелось жить хорошо, но он понимал, что никогда не станет богатым и могущественным, работая на еврея по имени Волк. И он перестал ходить в Петах-Тиква и посвятил все свое время раздумьям о том, чем бы заняться.

Однажды вечером, играя в кости в деревенской кофейне, он услышал, как один немолодой мужчина похотливо высказался о его сестре. Он подошел к столику, за которым сидел мужчина, и спокойно спросил, правильно ли он услышал его слова.

«Конечно, – сказал мужчина. – Больше того, у бедной девчонки не лицо, а морда ослицы».

В кофейне грохнул смех. Асад, ни слова не сказав, вернулся к своему столику и возобновил игру в кости. На другое утро мужчину, оскорбившего его сестру, нашли в близлежащем саду со взрезанным горлом и башмаком во рту, что является величайшим оскорблением, какое может нанести араб. А неделю спустя, когда брат того мужчины публично поклялся отомстить за его смерть, его тоже нашли в саду в таком же состоянии. После этого никто уже не смел оскорблять молодого Асада.