Сэм Хайес - Моя чужая дочь

– Возможно. Я пока не уверен.

Идиотский ответ – либо человек пропал, либо нет, иного не дано, – но Роберт был сбит с толку увертками старика. Очевидно же, что он узнал Эрин!

– Это моя жена, – кивнул Роберт на снимок и лишь тогда заметил, что хозяева его не слышат: миссис Вайстрах что-то возбужденно шептала на чужом языке, оба то улыбались, то хмурились, словно крохотный клапан наконец открылся, но давление было по-прежнему велико. Что бы они ни скрывали, Роберт не желал распространяться насчет Эрин. Она все еще его жена.

Миссис Вайстрах перекрестилась и встала:

– Я на минутку. – Она засеменила из комнаты, бесшумно перебирая ногами в домашних шлепанцах. Вернулась быстро, прижимая к груди коробку. – Мы хотим кое-что вам показать. Это связано с Рут.

Она поставила коробку на журнальный столик, открыла, взметнув облачко пыли с крышки, и принялась перебирать содержимое – в основном, отметил Роберт, газетные вырезки. Луиза наклонилась, приглядываясь, и солнечные лучи, не остановленные грязной занавеской, заплясали на ее волосах.

– Вот она, Рут. И вот еще. И еще.

Роберт с Луизой едва не утонули в потоке вырезок и снимков, а миссис Вайстрах в порыве возбуждения суетливо совала им в руки пожелтевшие газетные листки.

Взгляд Роберта был прикован к одному из снимков, явно из школьного альбома: девочка-подросток с безжизненным лицом и отрешенными глазами, на незатейливом бледно-голубом фоне. И всего два слова сверху: «Пропала школьница».

Затаив дыхание, с болью в сердце, Роберт смотрел на совсем юную Эрин. Ошибки быть не могло: эта девочка выросла и стала его женой. И что теперь? Раскрыть объятия чете Вайстрах как неожиданно обретенным родственникам – или оставить свое открытие при себе, чтобы они не дай бог не замкнулись? Глядя на них, Роберт не сомневался, что старики знают больше, чем говорят, и не хотел бы опускать перед ними шлагбаум, если они все же рискнут пойти на откровенность.

Нет, он не станет торопить события. Понадобится – лучше свяжется с ними еще раз.

Куда сильнее, чем загадка польской четы, Роберта терзал страх за Эрин и Руби. Воображение рисовало жуткие картины: это его жена и дочь исчезли, это на их поиски брошена полиция, это их фотографии печатают газеты, призывая весь народ помочь найти его пропавшую семью. Роберт взмок, по спине поползла струйка пота.

– Мне очень жаль, – пробормотал он, отводя взгляд от снимка. Он действовал на него хуже наркотика. – Нелегко вам, должно быть, пришлось.

Луиза вчитывалась в статью под снимком пропавшей девочки, а Роберт улавливал лишь ключевые, ужасающие слова: пропала, похищена, полиция…

– Ей было всего пятнадцать. Совсем ребенок. – В голосе миссис Вайстрах неожиданно прозвучала надежда, как будто Роберт, совершенно чужой ей человек, призван восполнить их потерю. – Мы все ее обожали, нашу малышку. – Она провела ладонью по спине мужа. – У нас была дружная семья.

Старик вздрогнул и поднялся. Гигантская, хоть и согбенная годами фигура заслонила окно.

– Она просто исчезла. Вот вчера была с нами, а на следующий день сбежала.

Миссис Вайстрах присоединилась к мужу, оставив гостям ворох газетных вырезок – несколько экземпляров одной и той же газеты, датированных разными числами, одна вырезка из центральной газеты, но вся пресса от января 1992 года.

– Ну? Что думаешь? – Роберт понизил голос, хотя в такой маленькой комнате это было бессмысленно: старики не могли не слышать его слов.

– Как раз собиралась задать тебе тот же вопрос.

– Родинку видишь? Скулы? Волосы другого цвета, верно, но черты бесспорно те же!

– У меня тоже родинка, – шепотом отозвалась Луиза, ткнув пальцев в висок. – Скажешь, это я на фотографии?

– Эта девочка никак не могла с возрастом превратиться в тебя. – Роберт снова взял в руки выцветший снимок. – Но она определенно могла вырасти в Эрин.

Будь он сейчас один – заговорил бы с этим ребенком. Казалось, девочка хранила какой-то секрет: в глазах ее таился испуг, а губы приоткрылись – не от тех ли слов, что она хотела произнести? Знала ли она о том, что попала на страницы газет?

– Неужели? Прошу прощения, Роб, но в девяносто втором девочке было пятнадцать. Следовательно, сейчас двадцать семь или двадцать восемь, смотря в каком месяце она родилась. А сколько Эрин?

– Тридцать два. Ладно, Шерлок. Я ничего не утверждаю, просто говорю, что вижу.

А вижу я поразительное сходство между этой девочкой и моей женой.