Сэм Хайес - Моя чужая дочь

Васил стиснул громадные кулаки и подался вперед, но жена остановила. Тень дочери мелькнула перед ней впервые за тринадцать лет, и миссис Вайстрах не допустила бы, чтобы ее надежду разрушила драка.

– Взгляните еще разок, пожалуйста. Вот, взгляните на Рут. – Она размахивала газетой с другой, но не лучшего качества, фотографией перед лицом Роберта.

Придержав листок, Роберт увидел на снимке тот же отрешенный взгляд. Посмотрел на дату вверху страницы – 11 января 1992 года, суббота. Что он мог делать в тот день? Не помнит. Да и кто вспомнил бы?

Зато он мог сказать наверняка, что ему было двадцать четыре года и он недавно получил диплом, Эрин едва исполнилось девятнадцать, а Руби только-только родилась – нежеланный дар судьбы для слишком юной, запутавшейся в жизни мамы. Нож все глубже проникал в сердце. Роберт помотал головой и глянул на миссис Вайстрах. Лишь бы больше не видеть молящие глаза девочки. Глаза Эрин.

– Нет. Жаль вас огорчать, но я ее не узнаю, – солгал он, очертив пальцем невзрачную челку Рут. Этим людям он ничего не расскажет об Эрин. Не раньше, во всяком случае, чем Луиза раскопает всю их подноготную. Он нутром чуял, что Вайстрахи о чем-то умалчивают. – Хорошенькая, – добавил он в качестве утешения. – Сейчас уж совсем взрослая. – Плевать, если он сыплет соль на рану родителей. Ему нужна сигарета и возможность обдумать все услышанное. Роберт протянул листок миссис Вайстрах и взглядом предостерег Луизу от возражений: – Нам пора.

У Луизы, конечно, осталась масса вопросов к хозяевам, но, даже понимая это, Роберт не мог больше здесь оставаться. Он был сыт по горло информацией, он и надеялся, и боялся, что Луиза тоже сложит два и два. Нужно убраться из этого дома и постараться вырвать наконец чертов нож из сердца. И только тогда можно позволить себе думать о Руби и ее шатком будущем.

– Мне очень жаль, что вы потеряли дочь, – напоследок сказал он Василу Вайстраху, вынул из портмоне визитку и оставил на подносе. – Если что-нибудь вспомните, если захотите поговорить – звоните. – Роберт кивнул Ирене Вайстрах и зашагал к выходу, в душе умоляя Луизу отбросить профессиональное любопытство и выйти вместе с ним.

Он вернулся тем же путем, в обход дома. Ткнув в кнопку брелока, разблокировал двери «мерседеса» и не оборачивался, пока Луиза не остановилась рядом. Он не желал ни минуты лишней торчать на этой беспросветно-унылой улице, среди уродливых домов.

– Ну и вид у тебя. Будто с призраком столкнулся. – Луиза защелкнула ремень безопасности и, надев солнечные очки, повернулась к Роберту: – Сам посмотри.

Роберт бросил взгляд на двойное отражение в ее зеркальных стеклах.

– Так и есть.

И машина резко рванулась вперед.

Роберт позвонил Луизе на мобильный, хотя она находилась за стенкой, в соседнем номере. Он не собирался оставаться в Нортгемптоне на ночь, как не собирался и тревожить Луизу – по крайней мере, до утра. Они сошлись на том, что обоим необходим отдых, и не так давно распрощались в коридоре, наспех проглотив что-то не вполне съедобное в гостиничном ресторане.

Роберт прижал телефон к уху и, утонув головой в подушке, слушал длинные гудки. Не так-то просто оказалось поселиться в раздельных номерах – администраторша приняла их за парочку и упорно предлагала совместный.

– Угу, парочка. Криминальная, – процедил он вслух. Боже правый. И затем в трубку: – Тоже не спишь?

– Сплю, – отозвалась Луиза. – А что?

Рановато для сна, про себя съязвил Роберт.

Впрочем, ее разморило от бутылки вина, что они распили за обедом.

– Наташа Джейн Варни – вот что.

– Опять старая песня. Мы это уже обсудили, Роб. Спокойной ночи.

– Подожди.

– Я устала. Заметь, я согласилась остаться только ради тебя, чтобы мы с утра побывали в местном загсе и ты наконец избавился от своих бредовых идей.

– Ты должна найти мать похищенного ребенка.

– Полиция сообщила ее полное имя. Не пробовал заглянуть в телефонный справочник? – Луиза зевнула. – Дай поспать, Роб. Иначе завтра сам же и пожалеешь. – Она отключилась.

Роберт расправил на кровати газетные страницы, которые взял у поляков. Он чувствовал себя историком, выискивающим недостающие факты чьей-то биографии, с той лишь разницей, что ему на блюдечке преподнесли всю головоломку – каждый фрагмент пронумерован, осталось лишь сложить. Загадочным и трагическим образом он оказался единственным человеком в мире, способным увидеть целиком картинку, которой суждено изменить не одну жизнь.