Стив Берри - Третий секрет

— Зачем включать свет? — сказал Амбрози.

На нем были черные брюки и темный свитер со стоячим воротником. Темное пальто расстегнуто. Обычная, не церковная одежда. Пожав плечами, она бросила свое пальто на кровать.

— Что же вы выяснили?

После небольшой паузы она вкратце пересказала ему о поездке в приют и о том, что Мишнер говорил о Клименте, но умолчала о некоторых важных деталях. Потом снова заговорила об отце Тиборе, о его предупреждении относительно исполнения воли Мадонны.

— Узнайте, что ответил Папе Тибор, — сказал Амбрози.

— Колин отказался открывать письмо.

— Придумайте, как это сделать.

— Как, например? — сощурила она глаза.

— Идите к нему. Соблазните его. Прочтите письмо, пока он будет спать.

— А может, сами попробуете? Ведь вас вроде бы интересуют священники.

Амбрози стремительно рванулся к ней, обхватил за шею своими длинными тонкими пальцами и повалил на кровать. Его руки были холодными и как будто восковыми. Он наступил коленом ей на грудь и крепко прижал ее к матрасу. Амбрози оказался гораздо сильнее, чем она ожидала.

— В отличие от кардинала Валендреа я не собираюсь терпеть ваши колкости. Не забудьте, что мы не в Риме, а в Румынии, и здесь люди исчезают часто. Я должен знать, что написал отец Тибор. Выясните это, иначе в следующий раз я могу и не сдержаться.

Он сильнее надавил коленом на ее грудь:

— Я не люблю повторять дважды. Завтра я снова найду вас.

Она хотела плюнуть ему в лицо, но, ощущая стальную хватку вокруг шеи, решила не рисковать.

Амбрози отпустил ее, выпрямился и направился к выходу. Схватившись за горло, Катерина сделала несколько глотков воздуха и спрыгнула с кровати.

Амбрози обернулся, направив на нее пистолет. Она замерла:

— Ты… грязный… подонок.

Он передернул плечами:

— История учит, что грань между добром и злом почти неосязаема. Спокойной ночи.

Открыв дверь, он вышел.

Ватикан

10 ноября, пятница

23.40

Услышав стук в дверь своей спальни, Валендреа потушил сигарету. Уже почти час он был поглощен чтением романа. Ему нравились американские приключенческие триллеры. Они давали возможность отдохнуть от окружающей действительности, состоящей из недомолвок, взвешенных слов и строгого протокола. Каждый вечер он с нетерпением ждал возвращения в мир загадок и интриг. Амбрози всегда вовремя обеспечивал Валендреа приключенческими романами.

— Войдите, — крикнул он.

Вошел его камергер.

— Мне только что звонили, ваше преосвященство. Святой Отец опять в хранилище. Вы просили вам сообщить.

Валендреа снял очки и закрыл книгу.

— Хорошо.

Камергер удалился.

Кардинал быстро надел легкий шерстяной свитер, брюки, кроссовки и легкой походкой направился к отдельному лифту. Спустившись на первый этаж, миновал пустые коридоры Апостольского дворца. Тишину здесь нарушало лишь жужжание видеокамер слежения, поворачивающихся в своих установленных под потолком гнездах, и скрип его резиновых подошв по тераццо. [11] Мозаичный пол. (Прим. пер.) Можно не опасаться, что его увидят, — дворец уже закрыт на ночь.

Он оказался в помещении архива и, не обращая внимания на дежурного префекта, прошел через лабиринт стеллажей прямо к железной решетке у входа в хранилище. Климент XV в белой льняной сутане стоял к нему спиной под светом лампы.

Двери старинного сейфа были открыты. Валендреа не прятался. Пора было играть в открытую.

— Входите, Альберто, — произнес Папа, не оборачиваясь.

— Как вы узнали, что это я?

Климент обернулся:

— А кто еще это может быть?

Он вошел в освещенную комнату и впервые с 1978 года оказался в хранилище. Тогда каморку без окон освещали только несколько тусклых лампочек. Теперь помещение заливали ровным жемчужным светом флуоресцентные светильники. Открытый деревянный футляр лежал в том же ящике. По полу были разбросаны обломки восковой печати.

— Я слышал, что вы приходили сюда при Павле, — сказал Климент, указав на футляр, — и видели, как Павел открывал его. Скажите, Альберто, что он испытал? Представляю, как этот старый глупец кривил лицо, когда читал слова Девы.

Валендреа не стал давать Клименту повод почувствовать свою правоту:

— Вам далеко до Павла.

— Он был упрямым и узколобым. Он мог сделать многое, но не сумел подавить в себе гордыню и высокомерие.

Климент взял в руки лист бумаги, лежавший рядом с футляром.

— Он прочел это, но все равно поставил себя превыше Господа.